— У тебя. Если не выгонишь.
— А как я могу тебя выгнать? — хмельно удивилась Нинка. — Соседи все-таки. Боевые подруги, можно сказать. На одном козле чуть не погорели. Конечно, оставайся.
— Спасибо, Нина. Большое тебе спасибо.
Антонина вдруг совсем расчувствовалась, стала плакать безостановочно, навзрыд, уткнувшись лицом в подол. Нинка не без труда поднялась, подошла к ней, обняла, стала поглаживать по спине.
— Давай, пореви. Пореви немного. Это полезно. Когда другого ничего не можешь, пусть хоть через слезы вся гадость выйдет.
Антонина подняла голову, просяще усмехнулась:
— Хочу глянуть на них. Хотя б со стороны.
— Зачем тебе?
— Ну, как? Все-таки свой дом. Да и любила я его как-никак.
— Боже! — запрокинула голову Нинка. — Какие же мы, бабы, дуры?! Эта скотина чуть не угробила ее, а она хочет на него глянуть.
— Не на него. На них.
— Это другое дело. Это я понять могу. Поэтому так… Ты все-таки очухайся маленько, чтоб сердце часом не лопнуло, потом через забор на них поглядим. Тайком. И обязательно я рядом. Иначе заметит, бог знает, что в голову взбредет этому орангутангу.
Сентябрьская ночь опустилась на землю медленно, густо. В соседних дворах началась привычная вечерняя суета и шум: где-то играла музыка, доносились детские голоса, кто-то с кем-то ругался крикливо, кто-то затягивал хмельную песню, кто-то зачем-то стучал по сковородке.
Антонина и Нина стояла за глухой стеной дома, прислушивались к происходящему.
— Люблю такое время, — призналась Нинка. — Вроде и не ночь еще, а уже день кончился. Хочется сидеть за столом, сколько сил хватит, понимая, что скоро головой в подушку и про все забудешь, словно нет опостылевшего магазина, нет наглой публики, а есть что-то другое, от чего утром не хочется просыпаться. Вот так бы спать, спать, спать…
— А я не люблю ночь, — ответила Антонина. — Ночью всегда кажется, что ты одна, никому не нужна, что обязательно кто-то станет душить. Становится страшно. Особенно когда рядом нет близкого человека.
— Опять она, блин, за свое! Может, хватит про близкого человека?! — прислушалась, махнула в сторону ее дома. — Вон, завели свою любимую. — До слуха донеслась мелодия «Рио-Риты». — Еще твой Михаил любил под это мелодию топтаться. Видать, и эти тоже манеру перехватили.
Нинка попыталась что-то станцевать, но ее сильно повело, она вскинула руки:
— Все, баиньки. Ты как хочешь, а я в кроватку. Иначе утром голову не подниму. Проводи. — Она двинулась в дом, оглянулась, распорядилась: — Убери со стола и посуду помой. Я не в состоянии, — громко затянула: — «Напилася я пьяна… Не дойду я до дома», — погрозила в сторону играющей «Рио-Риты». — А тебя, урод, мы еще достанем. Верно, Савостина?