Я смеюсь.
— В нашей семье вагон секретов.
— Нет. Мы лжем. В семье ложь необходима. Иначе мы не смогли бы смотреть друг другу в глаза. Но поверь мне, секретов у нас нет.
На экране взвинченный Лено, подвывая, вещает таким голосом, словно он наглотался гелия.
— Я думал, ты Лено терпеть не можешь, — недоумеваю я.
— Я сижу на пульте.
Я протягиваю руку и выключаю телевизор.
— Так что же тебя сюда привело?
Она нежно убирает волосы с лица Клэр.
— Клэр нужно было со мной поговорить.
— И она позвонила тебе?
— А что, в это так трудно поверить? — обиженно парирует мать. — Ей сейчас нелегко, и она хотела поговорить со своей мамой.
— Ну что ты, я уверен, что все так и было.
Она с любовью смотрит на Клэр.
— Бедняжка несколько суток не спала. Она всегда так переживала стресс, еще с детства. А когда все совсем плохо, она может заснуть только так. Я приезжала к ней, и когда она жила в городе, и к ним со Стивеном. Я знаю, как ее успокоить.
— Я никогда об этом не слышал.
— Это точно. Ты не можешь знать все.
Я откидываюсь в кресле и закрываю глаза; мне грустно, и я испытываю чувство вины из-за несчетного количества причин.
— Прости, мам. Я не хотел тебя обидеть.
Она поднимает глаза и смотрит на меня.
— Не извиняйся. Ты же мой любимый сынок. Просто будь немного добрее. Не у тебя одного горе, знаешь ли.
— Я знаю.
— Вот и славно. А теперь будь так добр, налей мне еще вина.
Я поднимаю пустую бутылку и переворачиваю вверх дном.
— Может, хватит?
— Мне кажется, я только что попросила тебя быть добрее.
— Ты останешься на всю ночь?
— Я уеду на рассвете. Если, проснувшись утром, твой отец не увидит меня, он расстроится.
— Ты же устанешь.
— Посплю днем. Потренируюсь для дома престарелых.
Она закрывает глаза. В темноте не видно ее морщин, и она снова выглядит как моя мама, женщина, лежавшая ночами на моей кровати и рассказывавшая мне истории, которые всегда начинались словами: «Когда я была молода и красива…» Тут я всегда прерывал ее и говорил: «Ты и сейчас такая», а мама целовала меня в нос и продолжала: «Ну так представь себе, как я выглядела тогда». А потом, после рассказов, чтобы я уснул, она пела мне песни из мюзиклов. Иногда, засыпая, я все еще слышу, как она поет «Не плачь по мне, Аргентина». Сейчас она дремлет на диване у своего овдовевшего сына, убаюкав разведенную дочь, а потом уедет домой, чтобы ее больной муж в панике не разнес весь дом.
— Мам, — хрипло зову я, помотав головой.
Она открывает глаза.
— Все в порядке, Дуглас.
— Не все.
— Жизнь есть жизнь. Не бывает счастливых концов. Бывают счастливые дни, счастливые минуты. Единственный конец — это смерть, и поверь мне, никто не умирает счастливым. А за то, что ты не умер, приходится платить: жизнь все время меняется, и единственное, в чем можно быть уверенным, так это в том, что ты ничего не можешь с этим поделать.