Проблема свиданий в том, что всегда приходится рассказывать о том, чем занимаешься, а в моем случае это значит говорить о колонке, которую я веду, то есть о Хейли, чего мне совсем не хочется. Вместо этого мы рассказываем друг другу о нашем детстве, братьях и сестрах — обычно мне удается извлечь выгоду из того, что у меня есть сестра-близнец, — а потом о кино, и это отлично, потому что я смотрел все, а потом об университетах, в которых мы учились. Напоследок, поскребя по сусекам, мы болтаем о неудачных свиданиях.
Все идет хорошо — по крайней мере настолько, насколько это возможно в случае с двумя неуверенными в себе, сломленными людьми, чья предыдущая жизнь неожиданно разлетелась на куски. Она, несомненно, сексуальна и со своими глазами навыкате красива немного блеклой красотой. Я пытаюсь вообразить, как она целуется, какое на ней белье, но тут звонит ее сотовый.
— О черт, — бросает она, с щелчком закрывая телефон. — Сэм заболел.
У Сьюзен два маленьких сына, Сэм и Мейсон; когда я час назад за ней заехал, они выглядели довольно мило. Но когда мы входим в дом, пятилетний Сэм стоит на стуле и неудержимо блюет в кухонную раковину, а трехлетний Мейсон сидит на кухонном столе и ревет в три ручья. Приходящая няня, пухлая старшеклассница со скобками на зубах и прыщами размером с десятицентовую монетку, выглядит перепуганной и буквально кидается Сьюзен в ноги, когда мы входим в дом.
— О боже! Как он ухитрился столько наблевать? — недоумевает Сьюзен, разглядывая большую лужу рвоты на полу в коридоре.
— Это я, — смущенно поясняет девица. — От запаха рвоты меня тошнит.
— Чудесно, — мрачно произносит Сьюзен и достает из сумки двадцатку. — Иди домой, Дана.
— Вы уверены? — спрашивает Дана, но тут же сует деньги в карман и направляется к двери.
Сьюзен бежит на кухню и кладет руки на плечи Сэму.
— Все в порядке, малыш. Мама здесь.
Сэм смотрит на нее; его лицо и рубашка заляпаны высохшей рвотой. Он хнычет, поворачивается к раковине и снова блюет.
— О господи, — говорит Сьюзен, щупая его шейку. — Он весь горит.
А Мейсон тем временем ревет не умолкая, поэтому я подхожу к нему, чтобы успокоить, но он уворачивается от меня и падает со стола, ударившись головой о край. Я думал, что громче орать он не может, но у мальчика широкий диапазон: Мейсон глубоко вздыхает и издает леденящий душу вопль, от которого у меня встают дыбом волоски на шее. Он верещит так долго, что я волнуюсь, как бы он не задохнулся и не отключился или его не хватил какой-нибудь детский удар. Сьюзен подхватывает его на руки и говорит: «Дыши, маленький», а Сэм продолжает блевать в раковину.