- Так… Ничего.
Я вспомнил тот день, когда впервые купил эту баночку. Я принес ее домой. Как и сейчас, мама куда-то ушла. Я обедал в одиночестве. Торопясь на свидание, я раскрывал консервы на весу. Нож соскочил, банка выпала, и белый укропный соус оказался на моих брюках.
Я искоса взглянул на его брюки - они были как новенькие, и стрелка что надо! Мои за эти семь месяцев уже немножко износились, а над левым коленом можно было разглядеть слабое пятно от консервов.
«Ничего, сейчас у него будет такое же, - подумал я злорадно. - Кажется, он тоже собирается вскрыть баночку на весу».
И тут я подумал: может быть, имеет смысл активно вмешаться в человеческую историю и хоть в чем-то улучшить ее? Но, по зрелому размышлению, я решил, что, пожалуй, не стоит. Это был бы весьма безответственный акт, допустимый лишь в научно-фантастическом романе. Нельзя вмешиваться в процесс, если последствия такого вмешательства тебе неизвестны.
Посему быть пятну на штанах у чистюли!
- У! Вот собака! - прошептал он, ловя на коленях раскрытую банку с нежным, имеющим вкус крабов мускулом морского гребешка. Кажется, я тогда выругался так же. Кот раскрыл левый глаз, но, не обнаружив собаки, вновь превратил его в косую щелочку.
Мы все-таки попробовали гребешок. Он съел свою долю перед супом, а я вместе с гарниром, после того как уничтожил отбивную. Потом мы разложили диван-кровать и растянулись во всю его ширь, не снимая ботинок, чтобы всласть покурить. Привычки у нас были одинаковые. Оказывается, я не меняюсь.
Я с наслаждением пускал кольца. Мы молчали. Я заметил, что он несколько раз украдкой смотри: на часы.
- Ты сказал, что свободен только до семи, куда ты идешь? Если не секрет, конечно.
- Секрет? От тебя?
- Ты не учитываешь памяти. Человеку свойственно забывать. Забыть же все равно, что не знать. Поэтому, если секрет…
- Ерунда! У меня свидание с Ирой. На Калужской возле автомата.
- С Ирой?!
- Ты разве с ней не знаком? Это было бы оригинально… Ну, как она там… в будущем, не подурнела? Или вы с ней…
За его деланной шуткой чувствовалось беспокойство. Оно-то и помогло мне окончательно вспомнить, какой сегодня день.
И числовая абстракция - одиннадцатое декабря - наполнилась для меня грустным смыслом памяти сердца.
* * *
Я ждал тогда Иру около автоматов. Люди входили в кабины и выходили. Назначали друг другу свидания, смеялись, уговаривали, просили. Пар от дыхания, пронизанный светом фонарей, был рыжим и чуть-чуть радужным. Большим янтарным глазом, не мигая, смотрел па меня циферблат. Она опаздывала на три минуты. Минутная стрелка долго оставалась недвижимой, потом внезапно прыгала. И в резонанс с ней что-то прыгало в сердце.