— Вы сделали для нее больше, чем многие сыновья на вашем месте.
Сейчас человеку, чье имя он не может вспомнить, Джим отвечает:
— Разумеется, я встретил женщину. И поехал вслед за ней. А как еще?
Собеседник улыбается и поднимает стакан.
— За это стоит выпить. У вас ведь скоро открывается выставка на Корк-стрит, верно?
— Да. Предпоказ в понедельник.
— Отлично. Вот что, Джим. Я расскажу о вас нашему редактору. Может быть, пришлем съемочную группу. Выйдет хороший материал для раздела культуры.
— Я не уверен…
Джим на минуту представил себе, как воспримут эту идею Говард и Кэт: мясистое лицо Говарда краснеет, ладонь в застарелых шрамах опускается на стол.
«Исключено. Как тебе такое могло прийти в голову? Это противоречит всем нашим…»
— Ну, посмотрим. Но в понедельник я бы зашел посмотреть на вашу выставку.
Джим поднимает бокал и говорит неправду:
— Буду рад вас видеть.
Когда пиво допито, Тоби объявляет: пора идти.
— Чей день рождения празднуем? — интересуется Мартин.
— Антона Эделстайна, — отвечает Тоби. — Мой школьный приятель — помните, был на рождественской вечеринке? Он судовой брокер.
— Помню, — энергично кивает в ответ Мартин. — Брат Евы Кац. Или теперь она снова Ева Эделстайн?
Сердце Джима готово выскочить из груди. Медленно и осторожно он произносит:
— Ева Кац?
Мартин поворачивается в его сторону:
— Да, она писательница. Жена Дэвида Каца — точнее говоря, бывшая жена.
Он с интересом смотрит на Джима своими серыми глазами:
— А вы ее знаете?
Джим пожимает плечами:
— Почти нет. Встречались однажды в Нью-Йорке, на бродвейской премьере «Богемы».
Мартин понимающе кивает.
— Очаровательная женщина. Как-то я пытался с ней закрутить… Но слышал, у нее роман с Те-дом Симпсоном из «Ежедневного курьера». Повезло ему! Теду сейчас, наверное, не меньше пятидесяти, я думаю.
На Риджент-стрит они берут два такси. Сидя в машине, которая несется по Трафальгарской площади, затем мимо Уайтхолла и через Миллбэнк, Джим думает о Еве Кац. Сколько лет они не виделись? Восемь — и последняя их встреча длилась не больше часа. Но если вспомнить всех, с кем он общался за эти годы, на множестве вечеринок — в Корнуолле они случались реже, и тем не менее счет этим быстрым, обрывочным разговорам шел на сотни, — никто не оставил в памяти такой след, как Ева, ее лицо во время той давней беседы.
Один раз Джим даже нарисовал Еву по памяти. Не совсем так, конечно: он увидел фотографию в газете — она стояла в облегающем платье рядом с Дэвидом Кацем на какой-то премьере. Хелена настойчиво интересовалась, кого он изобразил, возможно, даже ревновала. Но картина не получилась: не удалось уловить выражение — задумчивое, немного строгое, — заинтересовавшее Джима в ней когда-то. Потом, погрузившись в хлопоты отцовства и ежедневную работу, он перестал думать о Еве. Но сейчас, когда такси подъехало к длинному дому георгианской эпохи, из ярко освещенных окон которого доносились звуки музыки и громкие голоса, Джим испытал внезапное волнение при мысли, что опять увидит ее.