Элис была двоюродной сестрой Абби и единственной родственницей. У нее вещей Дамаль не было.
— А откуда ты ее знаешь?
Аделина шмыгнула носом и гнусаво произнесла:
— Мы с ней в библиотеке познакомились, долгая история. Вообще, я решила прийти к Абби на работу, взять пару журналов. Прихожу, а там все в шоке. Евочка, это ужасно!
Не то слово. Описать гибель близкого человека нереально. Пустота в голове аж до легкого звона и желание, чтобы все вокруг оказалось страшным сном.
Я потрясла головой, что-то сорвалось с ресниц. Провела рукой по щеке и поняла, что все же беззвучно плачу.
— Ева…
— Что?
— Мне страшно, — заскулила Аделина, — почему-то всю трясет, спать не могу. Что теперь с твоими планами?
С планами? Ах да…
Я все еще была оглушена свалившейся вестью и никак не могла собраться с мыслями. Смотрела на стену напротив, где легкими штрихами была нарисована балерина, тянувшаяся к стайке бабочек.
Абби, как же так? Ты же всегда была такой аккуратной…
— Ева, не молчи, мне страшно.
Голос Аделины дрожал.
— А что планы, — произнесла я, — планы остаются в силе. Я в Париже, завтра с утра поеду в архив, попробую найти хоть что-то про ателье Дамаль. Мне нужен адрес. Абби не успела его найти.
Горло сжало невидимой рукой, так что перехватило дыхание. Я чуть согнулась и проговорила:
— Прости, Дели, я пока не очень хочу разговаривать.
— Я тебя понимаю. Погоди, но ведь адрес ателье мадам Дамаль известен.
— Абби подозревала, что он ложный. Хотела через свои связи получить архивные документы по частным предпринимателям Парижа начала двадцатого века. Но не успела.
Так, дышать ровнее.
— Удачи, Ева, — выдохнула Аделина. — Мысленно мы с тобой. Даже те, кто не знает, что ты делаешь.
Ну да, таких девяносто девять процентов.
Я еще несколько минут постояла в коридоре, глубоко дыша и мысленно оплакивая Абби. Подождала, пока высохнут слезы, и лишь потом вернулась в комнату. Машинально убрала рюкзак в специальную нишу рядом с кроватью, машинально сходила умыться и переоделась, машинально забралась обратно на кровать и обняла подушку. Девочки-соседки куда-то удрали, и никто не мешал мне думать.
Абби успела стать мне подругой. И свалившаяся новость терзала все сильнее. В такой момент я, как никогда, ощутила себя одинокой. Не имея возможности позвонить маме, бабушке, подружкам…
Я даже не могу сейчас обнять любимого мужчину, которого должна ненавидеть. Ненавидеть хотя бы за то, что он один из тех, кто мучает женщин из-за глупых предрассудков. Или за то, что вопреки всем законам логики мечтаю сейчас обнять его и вдохнуть знакомый запах, от которого внутри растекается тепло и чувство защищенности.