– Не волнуйся, я успела убежать.
– Помню. Ты еще тогда сказала, что уходишь от Роба. Я уговаривала тебя не бросать центр, а потом пришел Ник, стал говорить, что не отпустит тебя. Он отослал меня домой, и вы остались там вдвоем. Я чувствовала, что что-то не так… Прости, Джо, что я не прислушалась к своей интуиции. Ник, харизматичный и властный, усыпил мою бдительность.
– Роуз, ты ни при чем. Он хорошо маскировался.
Роуз берет себя в руки.
– Не помнишь, ты на него пожаловалась?
– Сомневаюсь. – Может, это Роб удалил все письма, связанные с центром соцпомощи, но скорее я сама решила замолчать то, что произошло между нами с Ником – сил на борьбу не было. – Иначе я вспомнила бы.
Роуз обещает связаться с организацией, которая заведует центром, и выяснить, получали ли они жалобу. И добавляет, что у Ника не осталось друзей в деловых кругах – больше никто не хочет жертвовать на его благотворительные проекты.
– Может, и там что-то нечисто? Ему предложили должность в «Андерсон», что-то вроде антикризисного менеджера. Думаю, когда эта история всплывет, они передумают. Ты ведь в курсе, что можешь обратиться в полицию?
– Роуз, я не потяну. У меня столько нерешенных проблем… Понимаешь, о чем я?
– Конечно. Предоставь все мне. Если ты подавала на него жалобу, она зарегистрирована в главном офисе. Впрочем, согласна, это маловероятно, иначе он бы уже тут не работал. У них с этим очень строго – не потерпят ни малейшего нарушения! Не беспокойся, он не отвертится! Кстати, он мне никогда не нравился. Сплошной выпендреж – дурацкая прическа, кожаная куртка. – Роуз пытается улыбнуться сквозь слезы.
– В воскресенье я ухожу от Роба. Можно потом зайти к тебе? Где-то в районе обеда?
– Конечно, еще спрашиваешь. В любое время дня и ночи. И живи у меня, сколько захочешь. – Она снова стискивает мою ладонь и смахивает слезинку, ползущую у меня по щеке.
– У него как раз будет день рождения, – говорю я, глядя в окно.
Двадцать три дня после падения
Окно на лестничной площадке заливает дождь – с холмов надвигается гроза. Я стою наверху и, глядя вниз, прислушиваюсь к разговору в кухне. Голос Роба перекрывает все остальные – громкий, хорошо поставленный, без тени стыда или раскаяния. Вопреки всему он счастлив. И не подозревает о правде, которая вышла наружу. Он замаскировал обман, воспользовавшись временем, которое выиграл из-за моей травмы. Теперь он уверен, что все сошло ему с рук. Но прошедший год никуда не делся, и его не изменить.
Быть может, на каком-то уровне я решила, как и он, предать забвению прошлое, которое привело к нашему разрыву, однако память не исчезает бесследно. Думаю, даже очнувшись на полу в холле под звук настойчивого голоса Роба, я почувствовала какую-то фальшь, диссонанс между нашей воображаемой жизнью и реальными событиями прошедшего года. Мы окончательно и бесповоротно разрушили свой брак. И все же… я медлю, стоя на верхней ступеньке и слушая голоса: восторженный Сашин, сливающийся с голосом отца, потом Фина – такой тихий, что мне приходится вслушиваться изо всех сил. Они звучат совершенно обыденно, как будто я сейчас запросто войду в кухню и с удовольствием присоединюсь к ужину. Слышно, как Томас что-то отвечает Робу, и в его тоне сквозит неприкрытое презрение. Саша смеется, пытаясь сгладить неловкость. Может, надо было сделать все иначе? Пригласить детей на обед втроем и предупредить, попытаться что-то объяснить? Но они оба вступили в сговор с отцом и хранили тайну по его указке. Я не могу рисковать. Сейчас не время.