Ее секрету в этой комнате было совсем не место. На шкафу – обтрепанная коробка с «Лего», в изголовье кровати – постер из «Звездных войн» в рамочке. Идеальный порядок, и сладко пахнет чем-то вроде мускуса, а теперь еще и немного свежим потом.
Она со вздохом поднялась с кровати и разгладила юбку. Ну, вот это и произошло. Наконец-то. Но теперь ей больше всего на свете хочется к маме. Хочется принять душ и еще немножко побыть ребенком.
– Мне надо домой, а то родители будут ругаться.
– Тогда поехали.
– Нет, все нормально, я лучше прогуляюсь.
– Нет, Эми. – Он покачал головой. – Давай-ка лучше я тебя подвезу.
Глава восьмая
Алекс
8 сентября 2010
В 12:28 она припарковалась у своего типового домика: две спальни наверху, гостиная и кухня внизу. Она ужасно, невыносимо опоздала. Ноги дрожали, в глазах и в горле пересохло от попыток сосредоточиться в неестественно дневном свете больничных ламп.
Малиновая входная дверь была совсем рядом, но колени путались в подоле черного платья, и каждый шаг по выложенной плиткой дорожке отдавался болью в лодыжках. Больше всего на свете она сейчас хотела окунуться в прохладный сумрак зашторенной гостиной.
Дом принадлежал ее матери, но Алекс здесь не росла. Мать вернулась в Танбридж-Уэллс из Испании после того, как в ее памяти наметились первые расселины, и впервые было произнесено слово «деменция» – шепотом, на ломаном, с придыханиями, английском.
Ей хотелось оказаться на родной земле. Жить рядом с больницей, название которой она сможет выговорить. Ходить по знакомым улицам и бульварам, на которых – как ей казалось – невозможно будет заблудиться, независимо от того, насколько далеко все зайдет.
Очень быстро все зашло слишком далеко.
Алекс переехала сюда за несколько месяцев до конца, когда слабоумие уже прогрызло в ее матери огромные дыры. Мэтт оставался в их съемной квартире на юге Лондона, а она наблюдала, как мать выворачивает наизнанку. Других родных у нее не было. Когда мать отвезли умирать в хоспис при больнице, Алекс последовала за ней. Хронику событий опубликовали в еженедельной колонке в «Санди таймс мэгэзин» – «Я теряю маму». Самые глубокие, самые сокровенные страдания обернулись самым крупным в ее жизни гонораром.
Когда матери не стало, Мэтт переехал к ней, и они попытались превратить жилище в Танбридж-Уэллсе в свой дом.
Оставить Лондон было проще простого – по крайней мере, для нее. Она жила в столице только потому, что там базировались редакции газет, и не испытывала к этому городу никакой привязанности.
А вот Мэтту лондонская жизнь нравилась. Нравилась работа в городской полиции, постоянный круговорот преступлений и наказаний. Он наслаждался анонимностью в людском муравейнике, где его не знал никто, кроме соседей и коллег.