Вид у нее был встревоженный. Она нервно теребила вздыбившуюся над левым ухом паклю курчавых волос. Я выдернула из ушей наушники вместе с голосом Дэдди Янки.
– Ледиди, послушай, – произнесла она. – Там валяется покойник, нам надо его похоронить.
– Как это?
– Да мертвый человек, черт его побери.
– Какой человек?
– Голый.
– Голый?
– Закроешь глаза и поможешь мне закопать его в землю. Возьми какую-нибудь ложку побольше и переоденься. Я пойду за лопатой.
Я скинула чистый костюмчик, в котором ездила в больницу, и натянула старые джинсы и футболку.
Мама принесла лопату, которой мы обычно срывали муравейники.
– Ну вот, – сказала она, – идем.
Шагая за мамой, я пересчитала нависших над нами грифов. Их по-прежнему было пять. Мама дышала часто и сипло. Через несколько минут мы увидели труп.
– Прямо у нас под боком, – сказала я.
– Верно, под самым что ни на есть чертовым боком.
– Ага.
– Его сюда подкинули.
– Кто он?
– А тебе это известно?
– Нет.
Прогуливаясь в здешних местах, можешь запросто наткнуться на гигантскую игуану, на папайевое дерево, увешанное спелыми плодами, на огромный муравейник, на посевы конопли или опиумного мака, а то и на мертвеца.
Наш мертвец был парнем лет шестнадцати. Он лежал на спине, тараща глаза на солнце.
– Бедняга, – сказала мама.
– У него лицо сгорит.
– Да.
Кисти рук у парня отсутствовали. Из сочащихся кровью запястий свисали на землю белые и голубые жилы, похожие на жирных червей.
На лбу убитого багровела рана в форме буквы «П».
К его рубашке была пришпилена записка. Ее держала большая безопасная булавка с розовой пластмассовой головкой вроде тех, какими скалывают пеленки.
– Что там написано? То, что я думаю? – спросила мама, налегая на лопату. – Там написано: Паула и две девочки?
– Да, слово в слово.
– Так… Давай-ка, начинай копать. Надо спешить.
Над самой нашей головой продолжали кружить грифы, а мы копали и копали, пуская в ход то лопату и ложку, то собственные пятерни.
– Глубже, глубже, – повторяла мама. – А то ночью зверье его вытащит.
Больше двух часов мы выворачивали наружу землю, полную прозрачных червяков, зеленых жуков и розовых камней.
Со скрежетом врубаясь в грунт, мама то и дело испуганно озиралась.
– Чую, за нами следят, – шептала она.
– Может, лучше было оставить его джунглям? – спросила я, хотя, только открыв рот, уже знала ответ.
И полицейские, и наркодельцы зорко приглядывались к поведению грифов. Мама говорила, что лучшие информаторы здесь – птицы. Ей вовсе не хотелось, чтобы кто-то шнырял вокруг и пялился на ее дочку.
Когда глубина ямы показалась маме достаточной, мы свалили в нее тело и засыпали.