Мы передали Паулу ее маме. Та только руками всплеснула:
– Час от часу не легче!
Мы понимали, что тело Паулы не сосуд, из которого можно вычистить отраву ершиком.
Свою маму я нашла за домом. Она сидела на земле и созерцала пивное кладбище. Вздыбившиеся волосы окружали ее голову желтым нимбом. Бутылки из коричневого стекла и серебристые банки блестели и переливались под утренним солнцем.
Я присела рядом с ней.
Мама посмотрела сначала на меня, потом на солнце и произнесла:
– Что ты так рано, а?
Меня еще била дрожь.
– Господи, Ледиди, – встревожилась мама. – Что такое стряслось?
Она наклонилась ко мне и обняла. Я рассказала ей все, как было.
– Дочка, детка моя, это предзнаменование, точно. Нас пометили. Теперь жди беды.
Она оказалась права. Позже, когда Паулу похитили, я в этом уверилась. Пауле суждено было стать первой.
Той ночью у меня, Эстефании, Марии и Паулы впервые пошли месячные. Моя мама говорила, это из-за полнолуния. Мама Эстефании говорила, это из-за яда: мол, он расшевелил в нас что-то дурное.
Но мы-то знали, что произошло на самом деле. Хосе Роса увидел нагую Паулу.
Он увидел ее смуглую кожу, и груди с мягкими гранатовыми сосками в широких коричневых ореолах, и черный пушок в низу живота. Он увидел ее свежую девичью красоту. В тот миг мы вчетвером превратились в одну женщину, как будто Хосе Роса раздел взглядом нас всех.
Я поклялась маме, что никогда не открою Марии тайну ее рождения.
– Не хочу ворошить прошлое, – сказала мама.
– Я буду молчать.
Чем старше становилась Мария, чем незаметнее делался шрам на ее губе, тем больше она походила на отца. Если бы он ее встретил, то принял бы за свое отражение в зеркале.
Моя мама тоже это замечала. Она подолгу не сводила с Марии глаз, изучая ее черты и разрываясь между двумя желаниями: сжать Марию в объятиях и со всех сил заехать ей по лицу.
Я любила Марию. В этом богонеугодном-богонеспасаемом-адскопламенном углу, как мама называла нашу гору, не было человека добрее Марии. Даже опасных огненных муравьев она давила скрепя сердце.
Тот год, когда нас учил Хосе Роса, запомнился мне чередой событий.
Первое событие – это появление нового учителя и его визит к нам домой, завершившийся у пивного могильника. Второе знаменательное событие – это когда Паула угодила под гербицидный ливень.
За ходом времени я следила по маминым отраставшим волосам. К окончанию учебного года их черные корни доросли ей почти до ушей. Она не перекрашивалась обратно в брюнетку, не осветлялась заново и даже не подравнивала концы, потому что салон красоты закрылся. Закрытие салона красоты было третьим событием года.