– Не знали, что ты ешь, так что…
– Я не щенок, – сказала она, пряча улыбку.
Взяв один багель, она откатила пакет обратно по столу, где он налетел на журнал Виктора. Глядя, как он зачеркивает строчки текста, она вспомнила вчерашнюю статью и снимок, который ее сопровождал, – тот, за которым она протягивала руку, когда Виктор проснулся. Ее взгляд скользнул обратно к дивану, но газеты нигде не оказалось.
– Что не так?
Вопрос вернул ее обратно. Виктор упер локти в стол, свободно переплетя пальцы рук.
– Там вчера вечером была газета со снимком. Где она?
Виктор нахмурился, но извлек газетную страницу из-под журнала и продемонстрировал ей.
– Вот эта?
Сидни ощутила дрожь – где-то очень глубоко.
– Почему у тебя его фото? – спросила она, указывая на зернистый снимок того самого «гражданина» рядом с почти полностью зачерненным текстом.
Виктор обошел стол медленными размеренными шагами и удержал газету между ними, в паре ладоней от ее лица.
– Ты его знаешь? – спросил он с горящими глазами. Сидни кивнула. – Откуда?
Сидни судорожно сглотнула:
– Это он в меня стрелял.
Виктор наклонился, так что его лицо оказалось совсем рядом:
– Расскажи, что произошло.
XXXI
В прошлом году
Брайтон-Коммонз
Сидни рассказала Серене про случай в морге, а Серена рассмеялась.
Вот только это не был счастливый смех или веселый смех. Сидни даже решила, что этот смех не говорит: «О Господи, у моей сестры из-за утопления мозги повредились или галлюцинации начались». В этом смехе было нечто липкое, и Сидни он встревожил.
Затем Серена велела Сидни (очень спокойным и негромким голосом, что уже тогда должно было бы Сидни насторожить, потому что Серена никогда не была особо спокойной и тихой) больше никому не рассказывать про морг, или про труп в коридоре, или про что-то хотя бы отдаленно связанное с воскрешением мертвых людей – и, к собственному глубочайшему изумлению, Сидни так и сделала. С этого момента у нее не было желания делиться этой странной новостью ни с кем, кроме Серены, а Серена, похоже, не желала иметь к этому отношения.
И потому Сидни сделала единственное, что могла. Она вернулась в школу и постаралась не прикасаться ни к чему мертвому. Ей удалось доучиться до конца года. Ей удалось пережить лето, несмотря на то что Серена каким-то образом сумела убедить факультет отправить ее на стажировку в Амстердам, так что домой она не приехала. Когда Сидни об этом услышала, то так разозлилась, что почти захотела рассказать или показать кому-нибудь, на что она способна, просто назло сестре. Однако она этого не сделала. Серене почему-то удавалось позвонить как раз в тот момент, когда Сидни готова была сорваться. Они говорили ни о чем, просто чтобы заполнить пространство вопросами о том, как дела, как родители, как занятия… Сидни цеплялась за звуки голоса Серены, хоть слова и были пустыми. А потом, чувствуя, что разговор заканчивается, она просила Серену вернуться домой, а Серена говорила: «Нет, пока нет», и Сидни чувствовала себя потерянной и одинокой, пока сестра не произносила: «Я не ушла», и Сидни почему-то ей верила.