Я действительно недурно выгляжу: высокая, стройная, с идеальной осанкой — плодом тетиной дрессировки. Глаза светло-серые, «пепельные», как говорила мама. Тонкие темные брови, в правой — серьга-кольцо. Правда, главное достоинство — густые и длинные русые волосы — испорчены неудачной окраской, и приходится прятать их под шапкой или скручивать в тугую прическу.
Еще у меня есть колечко в пупке, штанга в языке и тату на бедре — маленький лотос. Все эти «новшества» в моей внешности появились после окончательного отъезда тети Бетти в Грэнвилль, иначе бы ее точно хватил удар. Да и мои родители были очень недовольны такими переменами. Но после моего прошлогоднего провала в юридический институт они, похоже, совсем махнули на меня рукой и только шутили по поводу пирсинга, когда я приезжала в гости.
Несмотря на бдительность тетушки, в шестнадцать лет мне удалось-таки закрутить с парнем, которого не одобрила бы ни одна нормальная мать. Тетя Бетти, конечно, тоже не одобрила, и потому я сбежала на две с половиной недели из дома, но потом с позором вернулась. Роман с Томи Дженсоном, так звали ту ходячую неприятность, закончился четким осознанием: я не хочу сидеть в тюрьме за мелкие кражи и угоны авто.
Тетя Бетти, то ли сочувствуя мне, то ли боясь испортить собственный имидж строгого опекуна, не рассказала о Томи родителям, за что я ей очень благодарна. После этого приключения я не совершала подобных выходок, и наши отношения перешли в более доброжелательное русло, без тотального контроля и подростковых скандалов. К слову, я до сих пор созваниваюсь с тетей чаще, чем с родителями. У них давно новые семьи, и, кажется, более удачные.
Мать после развода выходила замуж трижды. Последний раз — за успешного адвоката Генри Пратчета, сразу родив ему близнецов — Филиппа и Остина, жутко непослушных блондинистых непосед. Они живут на южном побережье и редко меня навещают. Отец женился на своей коллеге и охотно удочерил ее дочку от первого брака. Хоть жил он всего лишь в соседнем городе, до которого полтора часа езды на поезде, видимся мы крайне редко.
Родители не навещали меня уже два года, чему я от души радовалась, так как даже в наши редкие встречи успевала выслушать о себе очень многое и, честно говоря, редко приятное.
Когда я провалилась в институт, отец перестал меня содержать, сказав, что я должна обеспечивать себя сама, раз не желаю учиться. Мать тоже расстроилась, но деньги изредка присылала — только совсем мало.
Чтобы платить по счетам, я работала официанткой в большом ресторане, а по выходным подрабатывала нянечкой и еще успевала рисовать портреты, пейзажи и натюрморты на заказ. Вопреки мнению отца, считавшего, что я целыми днями мотаюсь по ночным клубам, я все свободное время посвящала Григори — двухлетнему сынишке Элен.