– Зайду, – сказал Климов, – обязательно зайду. К концу смены.
Он еще раз прошел по пассажирскому залу и сел в глубокое низкое кресло под репродуктором. Очередной автобус привез большую группу пассажиров, и зал наполнился оживленной толпой.
Климов машинально взял со столика проспект туристских рейсов.
РЕГУЛЯРНЫЕ РЕЙСЫ НА ЛУНУ,
ПОЛНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ ПОЛЕТОВ.
В ПУТИ ПАССАЖИРЫ ОБСЛУЖИВАЮТСЯ
КВАЛИФИЦИРОВАННЫМИ ЭКСКУРСОВОДАМИ-КОСМОЛОГАМИ,
ТУРИСТСКИЕ ЛАЙНЕРЫ ВЕДУТ САМЫЕ ОПЫТНЫЕ ПИЛОТЫ
«Самые опытные, – подумал он. – Каждый из них еще ходил в коротких штанишках, когда я сделал свой первый рейс на Луну. А сейчас… Самые опытные! Что ж, видно, действительно пора кончать эту комедию. Ружена права. Сейчас, пилот, ты пойдешь в диспетчерскую и скажешь, что завтра… Потом ты зайдешь за Руженой, и больше не будет ни этого томительного ожидания чуда, ни вечного одиночества. Зачем ты берег свое одиночество, пилот? Для дела, которому служишь? Тебе больше нет места там. Теперь тебе на смену пришли самые опытные те, кто еще сопливыми щенками носил на школьных курточках памятные жетоны с твоим портретом. Ну, решайся, пилот!»
Диспетчер – девушка в новенькой, с иголочки форме, со значком Космической академии на груди – смерила его колючим взглядом серых глаз.
– Почему вы не на месте? Только что отправили в больницу второго пилота с ноль-шестнадцатого. Кроме вас, никого в резерве нет. За три дня – двенадцать внеплановых рейсов. Сможете лететь?
– Смогу.
– Бегите скорее в санчасть. Ваше дело уже там. Первый пилот – Притчард. Вы его найдете в пилотской. Старт через сорок минут. Счастливого полета!
– Спасибо!
Климов закрыл за собой дверь и прислонился к стене.
«Ноль-шестнадцатый, рейсовый на Марс. „Бегите скорее в санчасть“. Нет, дудки! Пусть бегают самые опытные, у них не бывает сердцебиений».
Он стал медленно подниматься по лестнице, останавливаясь на каждой ступеньке.
– Фамилия?
– Климов. Второй пилот с ноль-шестнадцатого.
– Раздевайтесь!
Непослушными пальцами он расстегнул китель.
– До трусов.
…Десять оборотов, двадцать, тридцать… сто. Все быстрее вращение центрифуги, все медленнее и слабее толчки сердца. Невообразимая тяжесть давит на живот, сжимает легкие. Тупые, тяжелые удары по затылку. Рот жадно ловит воздух. Сто двадцать. Огненные круги бешено вращаются перед глазами, рвота поднимается из желудка и комом застревает в горле. Сто тридцать. Невыносимая боль в позвоночнике. Сто тридцать пять. О чудо! Невесомость. Он парит в свободном полете. Черная бездна усеяна звездами – синими, красными, фиолетовыми. Какое блаженство! Если бы только так не жал загубник кислородного аппарата. Какой болван придумал эти новые скафандры…