Рассказ апатичного с похмелья Дима не стал чем-то удивительным для меня. Уж не знаю по какой причине, но… это казалось знакомым, правда, смутным, как утренний сон, который забываешь почти сразу по пробуждении, и лишь случайное совпадение с ним в течение дня заставляет удивленно вскинуть голову. Так и здесь. Рассказ про уходящую от преследования группу… погибших при отходе бойцов, ранение напарника, сковывающее любое продвижение вперед и уменьшающее шансы на выживание до нуля. Правда, было и то, что выбивалось из этого ряда. Белла и Санна. Такие же участницы команды ходоков, которых попросту не взяли с собой в руины, поступив с ними примерно так же, как недавно Дим поступил с Граммоном. Подыскали неплохое убежище, зачистили его и оставили девушек дожидаться возвращения основной части отряда. Решение, как пояснил Дим, было общим и вполне в традициях ходоков. Брать с собой женщин туда, где, по бытующим среди ходоков слухам, велика возможность наткнуться на логово кровососов, отчего-то предпочитающих женское общество и чующих присутствие дам за километр, было сущей глупостью, а наткнуться вместо них на крысолаков оказалось тотальным невезением. Именно эти твари вцепились в группу, когда она, набив заплечники трофеями, уже двигалась на выход из подземелий, и именно они порвали Лея и Брана.
Дей погиб позже, уже на поверхности, среди развалин домов. Ни Дим, ни сам командир отряда даже не успели понять, откуда вдруг вылез тот бредень. Точнее, как раз Дей что-то успел почуять и даже почти развернулся в сторону возможной опасности, когда тварь просто врезалась ему в брюхо. Кожаный доспех, и до того изрядно потрепанный крысолаками, не выдержал удара твари, а рывок костлявых, но сильных когтистых лап закончил дело, вмиг разворотив Дею живот, да так, что никаким эликсиром не зальешь. Понятно, что долго бредень не прожил, но перед смертью он успел подать голос, созывая собратьев. И Дим и Дей прекрасно поняли, что это означает. Может быть, если бы убежище Беллы и Санны находилось не так далеко, Дим и рискнул бы, залился дедовыми эликсирами, взвалил на себя командира и попытался добраться до убежища. Но даже в этом случае шансы на то, что он притащил бы Дея живым, стремились к нулю. Слишком поганая рана. И Дей приказал своему подчиненному уходить.
— Я отказался. — В тоне Дима не было и намека на эмоции. Только констатация факта — факта, с которым он давно смирился. — А Дей обозвал меня сосунком. Он не орал, хрипел… уж не знаю от чего больше, от боли или от гнева, а я все пытался убедить его… дотащить до какого-нибудь дома, скрыться от бредней… Тогда он просто обвел рукой руины и спросил, где именно я хочу выкопать нам братскую могилу. В северной части практически нет хотя бы мало-мальски уцелевших зданий, именно поэтому убежище для девочек нам пришлось делать так далеко. Я понимал все, что он говорил, но принять… принять не мог. И Дей навел на меня арбалет. Сказал, что лучше сам убьет такого идиота, чем доверит мне вывести наших девчонок из Пустошей. Напоминание о них меня отрезвило… и Дей это понял. Попросил у меня карандаш и бумагу для зарисовок. Письмо он дописывал под скрип когтей бредней о камни. Потом опять навел на меня арбалет и, взяв слово, что я верну девчонок домой в целости и сохранности, велел убираться.