.
Из поля зрения исчезли и другие важные политические фигуры, что также указывает на их участие в заговоре. Одной из них был Никифор Мелиссен: однажды он уже был соперником Алексея I в борьбе за власть, а теперь превратился в завистника, нападающего на императора и провоцирующего смуту{325}. Он тоже тихо исчез{326}. То же относится к Никифору Комнину, о котором известно очень мало. Можно сказать с уверенностью лишь о том, что он некоторое время, до 1094 года, командовал императорским флотом{327}. К моменту начала Крестового похода этот пост занимал уже Евстафий Кимениан{328}. Таким образом, против Алексея I выступила не только византийская элита – собственная семья тоже бросила императора.
Итак, власть Алексея I оказалась под серьезной угрозой. Он сразу предпринял меры, чтобы скрыть истинный масштаб заговора. Ходили слухи о том, что император узнал о нем от Константина Дуки. Однако это было попросту неправдой{329}. Словно признавая, как низко упали его акции, Алексей I был вынужден полагаться на ложь и утверждать, что он по-прежнему пользуется доверием самых влиятельных фигур Византии. О вовлеченности в заговор бывшей императрицы Марии публично говорить запрещалось{330}. В «Алексиаде» говорится, что в заговоре участвовали высокопоставленные офицеры, а вместе с ними и простые солдаты{331}: над головой императора «уже нависла опасность, а рассчитывать он мог лишь на ограниченный круг лиц»{332}.
Император созвал чрезвычайную встречу сохранивших ему лояльность родственников по крови и браку, «искренне любивших самодержца», как писала Анна Комнина. Пытаясь сохранить контроль над ситуацией, Алексей пошел на мужественный шаг: он объявил, что хочет на следующий день выступить перед большой аудиторией, чтобы лично обратиться ко всем, кто воевал вместе с ним. На рассвете в сопровождении придворных Алексей I прибыл к императорскому шатру, перед которым выстроились войска. Усевшись на великолепный золотой трон, с покрасневшими от охватившего его возбуждения щеками, он смотрел на толпу. Напряжение было невыносимым{333}.
Вооруженные копьями и мечами солдаты, лояльные Алексею I расположились рядом с троном, а члены варяжской стражи выстроились полукругом позади императора, держа на плечах свои тяжелые железные топоры. На Алексее I был не императорский наряд, а доспехи простого солдата. Это был сильный ход, наполненный глубоким символическим смыслом. Если ему было суждено быть зарубленным до смерти, то пусть он падет как солдат. Казалось, что в этом мгновении сошлись воедино судьба императора и судьба Византийской империи.