Почему эта штука физически прикреплена к голове Германа – вне моего понимания, и я даже не хочу знать, каким образом он ею пользуется при работе. Я заставляю себя оторваться от пустого лица Болванса и посмотреть на «зайца».
Пятьдесят оттенков ужаса. В основном, потому что он как будто вывернут наизнанку. Никакого меха, только плоть и сухожилия. Он выглядит как освежеванная тушка. Но, по крайней мере, у него есть лицо. Выражение безумное, в белых глазах – дикий блеск. Чашечка на тарелке Зайца стоит поверх горки печенья, одна лапа погружена в чай до запястья, как будто он что-то обмакивает.
Из трех гостей нормально выглядит только Соня. Если можно назвать нормальной мышь, одетую в куртку швейцара.
– Не знаю, что делать, – говорю я. – Они все заморожены. Как заставить их чихнуть при помощи одной-единственной щепотки перца?
Джеб качает головой и отвечает:
– Давай посмотрим в книжке.
Он шагает через столовые приборы и переступает со стола на свободный стул, а потом, оттолкнув в сторону трехъярусный сервировочный столик, прыгает на траву.
– Иди сюда, – говорит Джеб, протягивая мне руку.
Он садится и кладет рюкзак рядом.
Я принимаю помощь, но высвобождаю руку, как только мои ноги касаются земли. Вытерев салфеткой остатки ягодной начинки с лица, я осматриваю свою одежду, чтобы убедиться, что она не запачкалась.
– Я хочу есть.
Мягко говоря. На самом деле, я умираю от голода. Не помню, когда в последний раз что-то ела.
– По-моему, это лучше не трогать, – говорит Джеб, указывая на стол. – Кто знает, что с нами потом будет?
Он находит в рюкзаке оставшийся батончик мюсли, протягивает мне половину и жестом предлагает присесть рядом. Вместо этого я сажусь через два стула от него. Пока мы едим, Джеб сердито смотрит на меня; тишину нарушают только шуршание обертки, пение птиц и дыхание ветра.
Избегая взгляда Джеба, я пересчитываю персиковые и серые полоски на своих чулках.
Мои ноги начинают напоминать мне мятные леденцы. Вкусные, в меру полные мятные леденцы.
М-м… слюнки текут.
Да что со мной такое? Вместо того чтобы помогать Джебу в решении задачки, я думаю только о еде.
Я жадно проглатываю последний кусочек батончика, но голод не унимается. Я вспоминаю, какой приятной на вкус была та лиловая ягодная начинка, и начинаю жалеть, что вообще упала лицом в пирог.
С другой стороны, наверное, это было уморительное зрелище. Представив свое падение, я хихикаю вслух.
– Что тут смешного? – спрашивает Джеб.
Держа на коленях открытую книжку, он сует остатки батончика в рот.
– Ничего.
Меня снова одолевает смех. Приступ так силен, что я кусаю себе щеки изнутри, чтобы удержаться.