Ник поднялся в спальню и прикрыл за собой дверь. Его первым побуждением было возликовать, найти Эми, схватить ее, закрутить, поделиться с ней невероятной новостью. Но внутри его нарастал какой-то мрак.
И не то чтобы ему хотелось оставить все деньги себе, просто он сразу же понял, что их отношениям приходит конец. С неба свалившиеся деньги были билетом из Булвертона, из гостиницы – и, неизбежно, от Эми. Его с ней не соединяло ничего, кроме груза прошлых событий.
С деньгами все изменилось, они освободят и его, и ее, распахнут ворота, сорвут их с петель. Он пытался разобраться в своих мыслях: нет, это не деньги, он может отдать ей половину, и даже тогда останется немыслимо богатым, не деньги, но их воздействие и на него, и на нее.
Где-то далеко, на самом краю его сознания, волной поднимались ужас и стыд. От них нельзя было отмахнуться, их нельзя было забыть, они неумолимо накатывали. Деньги пришлись не ко времени: и он, и Эми прекрасно знали, к чему у них все идет, только Нику совсем не хотелось, чтобы грязные, подлые деньги к чему-то его подталкивали, заменяли собой естественный ход событий. А получалось именно так.
Он спустился в бар и налил себе большой скотч. Часом раньше Эми хлопотала по кухне, а сейчас ее что-то не было. Не найдя ее, он вернулся в спальню. Нику казалось, что еще секунда – и он сойдет с ума, в его голове вихрем крутились мысли. Планы, облегчение, восторг, мечты, свобода, куда можно поехать и что можно купить, желания, которые можно наконец-то исполнить. А с другой, темной стороны – щемящий стыд перед Эми, страх, что все эти деньги испарятся так же быстро, как и появились, и еще больший страх перед какой-нибудь жульнической зацепкой, юридическим капканом, о котором миссис Йенсен не предупредила. Он взглянул на контракт, лежавший рядом с ним на кровати, и по десятому разу перечитал предупреждение в красной рамке.
В конце концов он решил последовать разумному совету и после долгих поисков в записной книжке позвонил своему старому знакомому, имевшему в Лондоне юридическую практику.
Джон Уэлсли был на совещании, но он быстро перезвонил. Огромным усилием воли Ник не позволил себе сделать за это время больше двух глотков. Все привычки и инстинкты побуждали его напиться до устойчивого горизонтального положения, однако некий внутренний цензор настойчиво предупреждал, что в данной ситуации лучше не терять головы.
Он вкратце и чуть истерично изложил Уэлсли суть полученного им предложения. До этого Ник и сам не совсем понимал, как подействовало на него неожиданное известие, а теперь услышал свой голос, поднявшийся чуть ли не до фальцета, услышал, как сыплются из него, натыкаясь друг на друга, слова. Ему потребовалось серьезное усилие, чтобы попридержать свою болтовню.