Я нервно сглотнула, быстро додумав все остальное. Но время отчаянно поджимало, поэтому я усилием воли отогнала мрачные мысли о несчастной Лани и поспешила задать де Фоссу последний вопрос:
– Как вы считаете, милорд, могла ли Цицелия ван дер Браас умышленно вас обмануть и сделать такой артефакт, чтобы в нужное время воздействовать на разум той или иной ведьмы? Так, как амулет действует сейчас на Меланию де Шийор, заставляя ее подчиняться собственному брату?
Де Фосс невесело хмыкнул:
– Цицелии нужны были сильнейшие. И она получила что хотела – с моей помощью Аллиния сюда все-таки пришла. Именно поэтому я считаю себя виновным в ее смерти. Возможно, точно таким же образом она воздействовала и на других своих «сподвижниц». По крайней мере, это могло бы объяснить их лояльность организатору и путаные показания уже после того, как заговор был раскрыт. Но если бы я тогда знал, что за угрозу таит в себе амулет, я бы, естественно, не отдал его своим сотрудникам. И уж тем более не рискнул бы отдать детям. На моей совести и без того слишком много грехов, чтобы отягощать ее такой грязью.
У меня словно камень с души свалился.
– Спасибо, милорд!
Какое же это все-таки счастье – знать, что де Фосс не отъявленный мерзавец. Гад он, конечно, порядочный, но детоубийцей его не назовешь. И в смерти Аллинии де Шийор обвинить его было сложно. А это значило, что Цицелия ван дер Браас обманула и использовала не только его. Гнусная ведьма умудрилась нагадить везде, где только можно, оболгала ни в чем не повинных людей. Убила и покалечила тринадцать ведьм, разрушила кучу семей. И при всем при этом сумела выйти почти сухой из воды, отделавшись вместо смертной казни всего лишь домашним арестом!
При мысли о тетке у меня сами собой сжались кулаки.
И ведь старой гадины уже нет в живых. Она умерла, сполна расплатившись за свои грехи, но поди же ты! Столько времени прошло, а мы до сих пор пожинали плоды ее деятельности! Ну и как ее после этого следовало называть?!
– Стерва… – едва слышно выдохнул замерший истуканом Ленарион, на лице которого вместо жутковатой гримасы застыло совершенно человеческое, откровенно растерянное выражение. – Святые земли! Это какой же надо было быть стервой, чтобы устроить все так, чтобы я сам… своими руками отдал Лани этот проклятый амулет! А затем в глаза мне врать, что раньше не видела ничего подобного и поэтому ничем не может помочь!
У него широко распахнулись глаза. Из них почти полностью ушел нехороший блеск. Руки у молодого лорда де Шийор отчетливо задрожали, пальцы скрючились, а затем он обессиленно рухнул на колени и закрыл кривящееся лицо ладонями.