— Как вы думаете, кто мог пожелать смерти Вадиму?
— Как кто? Известно — муж какой-нибудь его любовницы. Я лично так считаю.
— А вы в день убийства никого не видели?
— Видела, я и следователю рассказала. Высокий такой господин в темном пальто и шарфе. Очень приятный, интеллигентный. Видать, кончилось у него терпение, вот он и отравил нашего Вадика.
— А раньше вы его здесь видели?
— Конечно, видела. Он приезжал на машине, ставил ее всегда на чужое место, все в нашем подъезде об этом знали, но поскольку он никогда не оставался здесь надолго, то до конфликта с нашим соседом Петровым, который сто лет тому назад застолбил это место, не доходило. Господин этот навещал Танечку, пианистку нашу. Говорили, что он ее преподаватель, но у меня глаз наметан — он не просто ее преподаватель, у них явно роман. Иначе чего бы это ему сюда приходить?
— И как вся эта история может быть связана с Вадимом?
— Да очень просто! Я хоть и не видела, и никто мне не рассказывал, я могу только предполагать, что Вадим положил глаз на Таню, она ответила на его чувства, а преподаватель этот, думаю, натура чувствительная, ранимая, ножом-то зарезать соперника не мог, да и из пистолета вряд ли умеет стрелять, вот он его и отравил.
Она так легко и просто превратила моего пианиста в убийцу-отравителя, что я удивился. Вот как так можно, не зная человека, говорить о нем такие чудовищные вещи?! А если бы на моем месте был следователь? Мало того что у Светлова нет алиби и он действительно в день убийства побывал в квартире убитого, так еще и показания такой вот Антонины Николаевны против него! В тот момент я почувствовал даже гордость за то, что сумел всех перехитрить и спрятать Светлова у себя.
— Значит, вы полагаете, что Вадима убил этот господин?
— Определенно! Всем же известно, что он попал в объектив камеры! Кроме него, в подъезд никто чужой не входил. Да и кому я все это говорю?! Вы же сами все прекрасно знаете!
— Если бы я точно знал, то вряд ли пришел бы сюда и расспрашивал вас.
Надо было уже сворачивать разговор, а то так можно договориться до того, что мне самому станут задавать вопросы.
Я поблагодарил соседку и выпроводил ее.
Вот теперь я мог спокойно осмотреть квартиру убитого.
Да, действительно, прежде эта квартира могла принадлежать только женщине. В спальне розовые обои в цветочек, белые кружевные занавески (теперь, правда, пожелтевшие от пыли и табачного дыма). Вытертые, а некогда красивые узорчатые шерстяные ковры на полу, дорогая мебель, превращенная последним хозяином в хлам. Даже полированную столешницу красивого овального стола Вадим не пожалел — на ней отпечатался темно-коричневый, похожий на ожог след от горячей сковороды или кастрюли. Судя по всему, квартиру Катя Михалева продала ему вместе с мебелью и даже посудой. И теперь все то, что покупалось ею с большим желанием, вкусом и любовью ко всему красивому, было подпорчено, испачкано, покрыто слоем грязи и носило на себе отпечаток вандализма.