Лейденская красавица (Хаггард) - страница 95
Адриан опустил палку и огляделся. Все произошло так быстро, и поражение неприятеля было таким полным, что он сомневался, не во сне ли все это видит. Несколько секунд тому назад он клал убитого сокола в сумку и вдруг превратился в храброго рыцаря, без оружия – кинжал он забыл вынуть – победившего двух здоровенных негодяев и их спутницу, вооруженных с головы до ног, и освободившего из их когтей красавицу, – девушка, без сомнения, должна быть красавицей, – и ее богатых родственников… Но вот девушка, которую стащили с седла, приподнялась на колени и подняла голову, причем капюшон ее плаща спустился назад.
Таким образом, при мягком бледном свете летнего вечера Адриан в первый раз увидел лицо Эльзы Брант, женщины, которой ему было суждено, во имя любви, принести столько горя.
Герой Адриан, победитель разбойников, смотрел на коленопреклоненную Эльзу и любовался ее красотой, а освобожденная Эльза, глядя на героя Адриана, решила, что он недурен, что его появление было как нельзя более кстати и что он послан самим Провидением.
Таким образом, Адриан в первый раз увидел лицо Эльзы Брант, женщины, которой ему было суждено, во имя любви, принести столько горя
Эльзе Брант, единственной дочери уже знакомого нам Хендрика Бранта, друга и родственника Дирка ван Гоорля, только что исполнилось девятнадцать лет. Глаза ее были карие, а вьющиеся волосы каштанового цвета. Бледный цвет ее лица указывал на нежное сложение, а маленький ротик по складу губ изобличал наклонность к насмешке, между тем как довольно большой подбородок заставлял предполагать твердость характера. Она была среднего роста, даже немного ниже, очень хорошо сложена и имела замечательно красивые руки. В Эльзе не было стройности испанских красавиц, но также не было грубой полноты, всегда считавшейся красотой в Нидерландах. Она несомненно могла считаться очень красивой женщиной, хотя сложно было решить, отчего больше зависела ее привлекательность: от ее физических качеств или от живости характера и печати одухотворенности, лежавшей на ее лице в спокойные минуты и светившейся в ее глазах, когда она бывала задумчива. Во всяком случае, ее красота произвела такое сильное впечатление на Адриана, что он, позабыв маркизу д’Ованда, вдохновлявшую его писать сонеты, сразу влюбился в Эльзу, частью восхищаясь ею самой, а частью потому, что так полагалось для освободителя.
Про Эльзу же нельзя сказать, чтобы она, несмотря на всю свою благодарность Адриану, сразу воспылала к нему нежным чувством. Она, без сомнения, рассмотрела, что он красив, и его ловкость и сила возбудили ее удивление, но случайно тень от его лица легла на траву возле того места, где она сидела. Эта тень была легкая, так как света было уже мало, но Эльзу поразила жестокость и мрачность этих красивых черт, и его вежливая улыбка, как ей казалось, превратилась в неприятную усмешку. Это была, без сомнения, просто случайная игра света, и со стороны Эльзы было ребячеством обращать на это внимание, но все же это бросилось ей в глаза и, более того, возбудило в ее легко колеблющемся женском уме, часто делающем самые нелогичные выводы из случайного совпадения, предубеждение против Адриана.