Глаза-блюдца озадаченно моргнули, будто не понимая, о чем идет речь.
– Живо! – заорал я и пнул жабу в израненный бок, добавив словам убедительности.
Чудище сморщилось от боли и тяжело вздохнуло, удивляясь моей настырности. Смерив меня презрительным взглядом, оно с видимым неудовольствием выплюнуло на песок еще одно тело.
Руки-ноги, слипшиеся в комок волосы цвета меди, трогательные рожки-панты и осклизлый хвост, на котором безжизненно висит шмякла – вроде бы всё на месте. Пальцы нащупали на горле девушки пульс. Слабый, но есть.
Шевельнулась. Дышит.
Больше никого не забыл?
Устало бухнувшись на песок, я с облегчением наблюдал, как над жабьей башкой мягко сомкнулись волны.
Сперва отмыться.
Кожа нестерпимо зудела, красная от кислотных ожогов. Терпкий аромат дохлой рыбы пропитал до костей. Легче умереть, чем от него избавиться. Ради такого не жалко сбросить со счетчика еще одну жизнь. Боюсь, Аня так и поступит. Этот едкий запах не заглушить никакими духами.
Закашлявшись, девушка с тихим стоном перевернулась на живот и отползла за валун. Было хорошо слышно, как ее рвало. Пока не приведет себя в порядок, лучше не подходить.
Я с упоением барахтался на мели, наслаждаясь теплой водой, когда на берегу тихо звякнуло.
Моня!
На солнце металл быстро нагрелся, и беднягу стало нежно поджаривать. Очнувшись, Моня изумленно таращил глаза, пытаясь понять, как тихий вечер на пристани превратился в пляж, жару и подсохшую слизь, покрывшую тело с ног до головы плотным слоем.
Уткнувшись взглядом в песок, наш великан раскачивался из стороны в сторону и тряс головой.
– Моня? С тобой всё в порядке? – беспокойно спросил я, заглядывая ему в лицо.
– Вот. Точно. Моня! – он щелкнул пальцами и вздохнул с облегчением.
Остаток дня, ночь и всё следующее утро мы посвятили санитарной обработке доспехов и себя любимых. Анечка грозно пообещала, что группа не сдвинется с места, пока не расстанется с последней молекулой жабьей слизи. А обоняние у нашей лисички было звериное.
После утомительной чистки песком Монины доспехи слепили глаза, сияя, как солнце. Я и сам безжалостно соскреб с брони внешний слой кожи, отчего она ощутимо потеряла в весе и выглядела, точно бумажная. Свои же тряпочки Аня застирала до дыр в одиночестве. Нас с Моней безжалостно лишили возможности созерцать женскую красоту. Сложена Анечка была безупречно, но всё еще пряталась в манграх за мысом, доводя себя до высоких стандартов чистоты.
Мы, забавляясь игрой в карты, уныло ждали, когда она закончит. Пекло, как в аду. Даже в тени. Несколько голодных грифов терпеливо парили над нами, видимо, оптимистично оценив перспективы.