всех нас. Мужчины помладше, менее покореженные варианты его самого, опасливо и мрачно сидели на краешке его кровати.
— Вы здесь только из-за денег, — сказал старик. — Не тратьте время понапрасну. Все пойдет Ордену Лосей.[4] И черным детишкам. Я обещал им стипендии.
— Папа, нам нужно серьезно об этом поговорить.
Старик повернулся ко мне. И я увидел засушливую вечность в его глазах.
— Отцы и дети, — сказал я.
— Дочери тоже сводили меня в могилу. И невестки. Все. Каждый. Кроме Лосей. И я хочу их поблагодарить. У них всегда было для меня местечко. Субботние вечера, карты, какое-то веселье. Я деловой человек, но я никогда не забывал, откуда я родом. Я ходил в школы для трудных подростков и разговаривал с черными детишками. Они понимают нужду. Я говорил им, что, если девочки не забеременеют, а мальчики не свяжутся с бандами, вооруженными автоматами, я дам им денег на колледж. Может, это все пустая трата, но если хоть Один из них станет приличным парнем, к примеру, новым Вашингтоном Ирвингом,[5] значит, все это было не зря.
— Папа, пожалуйста.
— Все бумаги уже подписаны, Рэнди. Ты же Рэнди, правда?
Он протянул им покрытую коростой руку. Сын, сидевший ближе всего, взял ее и заплакал.
— Господи боже, — сказал старик. — Я бы многое отдал за крепкого черного сына.
Я сполз с кровати и встал.
— Куда ты собрался?
— Я чувствую запах ползучей пустоты, — сказал я.
— Я знаю, какой запах ты чувствуешь, — ответил мне старик. — Я не виноват. Это все потому, что девушка не пришла. Я нажимал на кнопку, нажимал, но так никого и не дождался.
Хирург Любофкер отловила меня в вестибюле.
— Вы должны позволить мне провести операцию, — сказала она. — Я выбила нам палату и все остальное.
Кадахи ждал меня на обочине. Таксист повез нас через парк.
— Объезжаем, — сказал он. — Парад.
— Какой парад? — спросил я.
— День Домовладельца, — ответил водитель. — Видите вон ту платформу?
По улице катился огромный многоквартирный дом, сделанный из папье-маше. Люди в одинаковых каскетках несли плакаты: «Контроль аренды — контроль сознания».
— Это все из-за маленького человека, — сказал Кадахи.
— Маленького человека? — переспросил водитель.
— Маленького хозяина, — сказал Кадахи.
По телевизору шел старый фильм про гладиаторов-андроидов. Все дело происходило в будущем, конец семидесятых. Кадахи сидел рядом и резал брынзу на кубики.
— Знаешь, — сказал он, — робот — чешское слово. Только не помню, что оно означает. Вот, пришло тут.
Он подтолкнул ко мне по кухонной доске открытый конверт и пожал плечами, когда я попытался стереть с него пятна уксуса.