— Каком проекте?
— Извини, это все мое предыдущее «я».
— Что-то я не вижу забора, — сказал я. — Где забор?
— Какой забор?
— Ну, ты же был у ворот прошлой ночью. С замком возился.
— Ага, был. Я на прошлой неделе записался на дежурства у ворот. Епитимья такая, наверное. Я не набожный, просто свинья гребаная.
— Так, — сказал я, — если есть замок и ворота, значит, должен быть забор — и где он?
— Да почему забор-то должен быть? Мы ж не преступники.
— Но ворота есть.
— А вот ворота должны быть. Иначе как внутрь заходить?
Внизу открылась дверь столовой. Люди пошли через лужайку к крыльцу Генриха. Мы вприпрыжку спустились по холму и догнали Олда Голда. Рядом с ним женщина о чем-то оживленно спорила с подростком: одинаково выпиравшие нос и челюсть выдавали в них мать с сыном. Люди стекались к крыльцу со всех концов поселения, некоторые хромали, некоторых скрутило довольно сильно. Неудачники, казалось, специализировались на деформированных костях и пустых взглядах. Они вытаскивали на траву соломенные маты или просто присаживались на корточки, перебирали мох, дергали головы одуванчикам и бормотали что-то небесам. Мужчина в котелке массировал шею девушке в кресле-каталке. Девушка была полной, но очень красивой, с копной крашеных хной волос. Человек поймал мой взгляд и приподнял котелок. Я увидел красное пятно у него на щеке.
— Дитц, — позвал я его.
Он мрачно посмотрел на меня.
— Дитц, ты помнишь свое сообщение?
— Кто это? — спросила девушка.
— Люди, — сказал Дитц. — Люди, которым нужно выдохнуть.
— Как там хуястеры? — спросил я.
— Остынь, — сказал Трубайт, подтолкнув меня к травяному пятачку.
Дверь открылась, и на крыльце появился мужчина в охотничьем жилете.
— Нэпертон, — прошептал я.
— Ты и его знаешь?
— Скорее, он меня.
Нэйпертон ударил в планшет, как в бубен, и посмотрел на небо.
— Доброе утро, утро! — сказал он.
— Добрый день! — отозвались люди. Они говорили в один голос, будто бы лихорадочно пели. Слышались, конечно, признаки неповиновения или просто усталости, но большинство голосов звучали радостно, почти экстатично, безумно.
— Вечер где-то рядом! — воскликнул Нэйпертон.
— Доброе утро, вечер!
— Перед нами прошлое!
— Мы идем, прошлое!
— Будущее прошло!
— Прощай, будущее!
— Сейчас есть…
— Сейчас!
— Сейчас есть…
— Сейчас!
— Я есть…
— Я!
— Я есть…
— Я!
— А кто вы? — вопрошал Нэпертон, указывая на толпу.
— Аз есмь я. Я есмь аз!
Олд Голд начал биться головой об землю, дергаясь в экстатическом трансе. Он размахивал руками во все стороны и завывал, как баньши. Некоторые хлопали в такт его спазмам и воплям. Сложно сказать, поощрялось ли такое. Еще кто-то закатывал глаза и скулил. Дитц оценивающе смотрел на все это из-под своего котелка с выражением крайней скуки. Зачарованный Трубайт покачивался рядом. Олд Голд оступился и упал на траву — у него на губах солнечно поблескивала слюна.