Перед самым рассветом я услышал какой-то шум у двери. Какой-то гуляка ковыряется ключом в чужой скважине, решил я, пилигрим торговых образцов возвращается от турнирных таблиц спорт-бара.
— Кто там?
Замок щелкнул, вошла Фрэн Кинкейд, сбросила на пороге обувь. На ней был фартук горничной.
— Хочешь, чтобы это было на мне? — спросила она.
— Разве не ты тут хозяйка?
— Время для фантазий.
— По-моему, поздновато, — сказал я. — Или рановато.
— Надо было подбить счета. Я обещала мужу, что разберусь с бухгалтерией. Так ты хочешь секса с женщиной в самом соку и с большими сиськами или нет?
— Конечно, — сказал я.
— Только никакого сосания сиси. Мы дикие звери из дикого леса, ладно?
— Ладно.
Фрэн явно была не чужой в диком лесу. Когда мы закончили, на моих глазах она втиснулась в джинсы, поправила перед зеркалом волосы, словно стараясь подогнать себя под ту жену, которую в последний раз видел ее муж, — стерву, еще не подбившую все счета. Я мог за милю учуять запах никудышного мужа. Пахло мной. Она скатала фартук и затолкала его в карман.
— Тебе понравилось, Уильям?
— Да, — ответил я, — только я все еще не могу свыкнуться с тем, что тебя зовут Фрэн Кинкейд.
— Наверное, это эффект доппельгангера.
— Что-то вроде того.
— Ты очень по ней скучаешь?
— По кому?
— Не лги себе, Уильям. Ты — это ты, вот и все. Тебе просто нужно осознание континуума.
— Царства, — сказал я.
— Вчера вечером посмотреть не получилось, — сказала Фрэн. — Я говорила, счета подбивала. Но муж пишет все на видео. Этот Трубайт — что-то запредельное. Что ж, Уильям, настало время сказать тебе: — доброе утро, вечер. У меня еще работы до чертиков. Как ты успел заметить, я не просиживаю задницу целыми днями. Расчетное время 11:30.
Около десяти я съехал из номера, заправился и снова выехал на трассу в западном направлении. Я никогда не видел «сердца страны». Думал, там сплошь корпоративные парки и больная трава прерий. Оказалось, что местами попадаются торговые центры. Я зарулил в один такой в Огайо, купил сэндвич с чесночной сарделькой, пакет чипсов, «ароматизированных другими натуральными ароматизаторами», и сел на чугунную скамейку посреди холодного атриума. У кофейни напротив был кирпичный фасад и причудливая вывеска, больше похожая на те, которые используют в рекламе для выражения предполагаемого сдобного самосознания Промышленной Англии. Из кофейни вышел высокий светловолосый полицейский с какой-то булочкой в руке. Поставил ногу на скамейку.
— М-м-м, — сказал он, — бублик с кремом мокко.
— Я взял с чесночной сарделькой, — сказал я.