«Сердце мое в Сан-Франциско осталось…» — пришли вдруг в голову первые строки полузабытой песенки. А еще бумажник, аквариум с рыбками, друзья, дом и стиль жизни. Он даже водительские права забыл прихватить с собой. С другой стороны, в космосе водительские права вроде бы как и ни к чему — автоинспекторов там пока не водится.
Посетители комплекса, в основном недавно работающие новички, незнакомые с Лоу, воспринимали его сосредоточенную молчаливость как попытку скрыть мандраж перед взлетом. До тех пор, во всяком случае, пока их более опытные коллеги не объяснили, что у Бостона Лоу врожденный иммунитет на любые стрессы, как у некоторых людей бывает врожденный иммунитет, скажем, на корь или коклюш. Существуй в природе такая штука, как антистрессовый ген, он бы в первую очередь обнаружился в ДНК коммандера.[3] А если бы кто-нибудь вдруг сообщил ему, что через минуту рядом взорвется атомная бомба, наиболее вероятной его реакцией стало бы вежливо-безразличное: «Да что вы говорите?»
Научно-исследовательский комплекс почти не изменился с той поры, в которую Бостон дневал и ночевал на космодроме, заменившем ему дом и семью. Нет, отличия, конечно, были, но только в мелочах. Он отметил свежую краску на зданиях, улучшенную планировку ландшафта, выросший, как на дрожжах, новый корпус проекта «Минерва — Глубокий Космос» и протянувшуюся по всему периметру административного здания застекленную обзорную галерею для туристов и официальных посетителей.
Лоу знал, что до старта «Минервы» пройдет минимум два десятилетия, и не раз спрашивал себя, доживет ли он до этого события. Успех проекта зависел от двух факторов: завершения русскими постройки ракетоносителя нового поколения «Протон-3» и размеров бюджета НАСА. По искреннему убеждению Лоу, с научными проблемами бороться было не в пример легче, чем с непредсказуемыми капризами выделяющих ассигнования конгрессменов. «Впрочем, — напомнил он себе, — мне до всего этого уже нет никакого дела».
Далеко на горизонте виднелись очертания двух стартовых платформ. Сам корабль пока находился в сборочном цехе, где его проверяла и готовила к старту целая армия инженеров и техников. Хотя конструкция любого выводимого на орбиту шаттла состояла из стандартных, взаимозаменяемых блоков и деталей, с каждым кораблем были связаны свои суеверия, о которых лучше всех знали те мужчины и женщины, которым приходилось на нем летать. Больше всех верили в приметы пилоты. Не был исключением и Лоу — пока не отделялась последняя ступень, он никогда не произносил названия пилотируемого им корабля. Умом Лоу понимал, что в наш просвещенный век верить в приметы — ребячество, а для специалиста с его репутацией так и просто стыд. И все-таки. Он совершил уже пять космических полетов, два из них — командиром экипажа, и сумел благополучно вернуться домой, последний раз — прямо-таки чудом. Нет, просвещение просвещением, но и менять устоявшийся стиль поведения без особых причин не стоило.