Короче, у азеров оказалась крепкая ментовская рука, Вовку посадили. Вот тогда жена его и обратилась к Саше и Лене: помогите банки впарить, барыш пополам. Ленка сразу отказалась банки ворочать. Да и торговать она не могла, не умела ни улыбаться, ни говорить с покупателями.
Пришлось впрячься Саше в новое дело. Выбора не было, потому как и денег не было, как и всегда у них. Потолкавшись на рынках, он понял, что здесь ничего не обломится. И выбрал храм Пантелеймона, придорожный. Торговал Саша по воскресеньям и в праздники. Вначале пошло неплохо: за сентябрь купили сорок банок. Поллитровая стоила 400 рублей, маленькая — 200. Но потом, в черный день календаря на Воздвиженье, возник этот дед с Ухтомы. Он прикатил на своих зеленых жигулях с батареей банок настоящего меда, с аппетитной запечатанной рамкой, пергой, воском, прополисом. Поставил два стола, раскинулся. Сперва хотел вообще встать рядом с Сашей, но Саша сразу допер:
— Дед, давай отдельно, так наваристей.
— Как скажешь, милок, как скажешь!
Дед был маленький, быстрый, добрый, балагуристый. Он весь сиял на фоне угрюмого, грузно-неподвижного Саши. Баб звал «милая», мужиков — «милок». Его первые вопросы заставили Сашу напрячься и оцепенеть. Они касались пчел, а в пчеловодстве Саша — ни уха ни рыла.
— Милок, как у тебя роение прошло? Не улетали?
— Ты маточники сам делаешь, аль в магазине берешь?
— Сколько раз кормил?
— А перезимовали как?
Вопросы жалили как пчелы. Саше приходилось отмахиваться, как медведю. К счастью, это были не первые вопросы об этих загадочных, совершенно непонятных Саше насекомых. Один мужик спросил его
— Как у тебя с варатозом?
— Да ничего, не жалуюсь пока, — усмехнулся Саша, думая, что тот спрашивает о варикозном расширении вен, от которого страдала покойная Сашина мать.
— А у нас в Шексне нынче беда: почти все ульи заражены.
Оказывается, речь шла о варроатозе, пчелиной болезни. Другой что-то спросил про медогонку, электрическая она у Саши или ручная. И почти все спрашивали, какой мед.
— Разнотравье, разнотравье, — бормотал Саша.
Пообтесавшись на новом месте, Саша придумал незатейливую легенду: пасеку держит брат, а он лишь торгует. Этим щитом он теперь заслонялся от всех вопросов.
Через час-полтора служба кончилась, народ пошел из храма. Пришло время работы. Саша, подкрепившийся салом, чесноком, хлебом и кривым огурцом, стал изображать оживление: хлопал своими большими пухлыми руками, покачивался, притопывал и бормотал:
— Медок, медок православный. Берем, не проходим.
Но народ, как всегда, проходил мимо.