Толпа ахнула. С тем же успехом можно было бросать монету.
– Электра, – мягко сказал Бонд, – почему бы не получить по счету и не сыграть только на выигранные?
– Я-то думала, что вы уже поняли, – сказала она, глядя на него в упор. – Нет смысла жить, если не чувствуешь, что живешь.
– Я принимаю ставку, – сказал Жуковский. Потом положил чек Электры на миллион долларов на стол и оттолкнул банкомета в сторону. – И я сдаю.
Она улыбнулась. Русский протянул ей колоду. Она хлопнула по ней на счастье и вытащила карту. Жуковский положил колоду и вытащил карту себе. Электра перевернула свою – король черв.
– Вполне уместно, – сказал Бонд. Жуковский перевернул свою карту. Туз треф. Он улыбнулся:
– Кажется, я вас побил тузом треф.
– Вполне естественно, – заметил Бонд.
Банкомет убрал все ее фишки, а Жуковский демонстративно сложил ее чек и положил в карман.
– Наверное, дорогая, в любви вам повезет больше, – сказал он.
Толпа шумно отреагировала.
– Надеюсь, – сказала Электра. – Поздравляю с выигрышем.
И она встала, сохраняя достоинство в поражении.
– Не пора ли? – спросила она Бонда.
– Не самая удачная для вас ночь, – сказал, он, предлагая ей руку и сопровождая к двери. Что-то было странное в том, что он только что видел, но он не мог точно ткнуть пальцем, что именно.
– А кто сказал, что она кончилась? – ответила Электра с вызовом.
Габор ждал у выхода. Он проследовал за ними и они все втроем ждали, пока служитель подгонит машину Бонда.
– Что случилось с Давыдовым? – спросил Бонд.
– Я ему дала отпуск на эту ночь.
– А где в Баку такой человек, как Саша Давыдов, найдет себе развлечение?
– Понятия не имею.
Бонд подумал, что неглупо было бы это выяснить. Он был твердо уверен, что предатель, кто бы он ни был, очень близок к внутреннему кругу "Кинг Индастриз", если вообще в него не входит. Может быть, пока есть возможность, стоит заглянуть в кабинет начальника службы безопасности.
Ни Бонд, ни Габор не видели двух человек на крыше дома напротив. Освещения там не было совсем, и они были в черном. Один из них держал дальнобойную снайперскую винтовку. Он навел ее на Бонда и ждал сигнала. Не получив его, он спросил второго:
– Так как насчет Бонда, сэр?
Ренар, глядевший в бинокль, был загипнотизирован видом руки Бонда на пояснице Электры. Вид их явной чувственности вызвал у него очень болезненные ощущения, но дал идею. Это означало перемену планов. Ренар положил руку на плечо стрелка, имея в виду, что стрелять не надо.
– Не сейчас, мой друг.
Хотя сирийский врач и сказал ему, что он не будет чувствовать рану в голове, Ренар часто ощущал движение пули. Он привык думать о ней как о живой и наделенной собственным разумом. Сейчас он ощущал, как она пульсирует, стараясь закопаться поглубже в его мозг, будто уховертка пробиралась сквозь мягкие ткани головы, откладывая по пути яйца. Ренар почесал рубец на виске. И ничего не почувствовал.