– Нет, – ответила я, и, как ни старалась, мой голос прозвучал глухо, словно сквозь ватное одеяло, и печально. Как будто впитал все пролитые под красным одеялом слезы, и не только мои. – Нет, что ты, я слушаю. Ну, рассказывай. Только давай перед этим еще по рюмке, а? Очень уж… знаешь… зябко как-то. И сквозняк по полу. Зима скоро. Пора укрывать розы.
– Ничего, дорогая. Думаю, если мы постараемся… то есть если ты мне поможешь… и, вероятно, придется привлечь твоего Алексея… вот я все расскажу, тогда и обсудим. Все-таки стоит попытаться, я думаю, а вдвоем мы вряд ли сможем… во всяком случае, у меня одной не получилось. Потому что я женщина. И ты… ну да, и ты тоже, хоть и почти профессор. А Алексей у тебя, во-первых, мужик все-таки, а во-вторых, путешественник, к тому же опытный, так что вся надежда на него. Так вот, если все удастся, ты и думать забудешь о сквозняках. Никаких забот. Только о розах. Да и то если захочется. Может, тебе самой даже розы укрывать не придется. Садовника наймешь.
Я посмотрела на Виту внимательней. Тонкая сигарета в ее пальцах источала нежнейший голубой дымок, сквозь который просверкивали искры алмазного кольца – так мерцает звезда в темном облачном небе, звезда, к которой усталый путник обращает в последней надежде свой взор с мерзлой земли.
– Короче, – сказала Вита. Это слово тогда только появилось, и сейчас же стало ясно, что Эпоха перемен, едва начавшись, уже заметно продвинулась, сокращая излишние извивы пути и ломясь напролом. И немедленно оно было дополнено другим словом – «блин». И впрямь, все впервые свершавшееся совершалось не просто быстро, но комом, неряшливо, неудачно, нелепо. – Короче. Нам надо найти ту банку, блин. – И снова из ее сложенных трубочкой губ, поблескивающих стойкой помадой «Буржуа», вылетело голубое ароматное облачко.
– ??
– Ту банку, да. – Вита смотрела мне в глаза, но взгляд ее устремлялся дальше моих зрачков, куда-то за них, созерцая картины, витавшие в ее воображении, и останавливаясь только на этих таинственных образах.
– ???
– Это все Боб. Его идея. Дурацкая, как и все. Ты помнишь, как он хотел бизнес сделать на конторских счетах? Удивляюсь, как с такими закидонами он все-таки добился своего. Он же Ротшильд, дорогая. Куда там Раскольникову или там какому-то Подростку (Вита, как и все мы, жители ушедшей вселенной, в юности много читала, а из прочитанного – помнила). Он Ротшильд, самый настоящий. Долларовый миллионер. Сотни миллионов, понимаешь? Я тебе раньше не говорила, чтобы не пугать, да потом он ведь мне и запрещал. Думал, если ездит на «жигуле» – еще и цвет выбрал невообразимый, тоска такая, называется «баклажан», – думал, если на «жигуле», так никто и не догадается. А мебель? Сама видела, какая у меня мебель. Как в сиротском приюте! – Красавица брезгливо поморщилась.