Но до возвращения ещё далеко — два, а то и три удивительных месяца, каждый из которых запомнится своими приметами. Июнь — множеством бабочек-траурниц, населявших окрестные поляны с молодыми дубовыми кустами и орешником, бардовой вкуснейшей земляникой на лесных опушках, белой фиалкой-любкой, запах которой поражал своей терпкой роскошью на фоне разноцветных, но почти безароматных полевых цветов, высокой травой с журчащими кузнечиками внутри, бесконечным днём и не жарким солнцем. Июль — слепнями и сеном. Газонокосилок тогда не было, и траву на садовом участке косили обыкновенной косой. А сено, чтоб не сгнило под дождём, затаскивали в дом. Вот комната, и в ней всё как обычно, только у окна — стог сена. Конечно, было интересней валяться не на кровати, а в этом самом стогу, вдыхая сенной аромат и ворочаясь среди покалывающей сухой травы. А слепням мальчишки тоже находили применение. Эту живую игрушку-самолёт было не жалко из-за её потенциальной кусачей злобности; в слепня втыкали спичку, поджигали её, и запускали слепня лететь, куда ему вздумается. Разумеется, о пожаре и сухом сене никто не думал. Да и путь слепня никто не отслеживал — некогда, пора было идти играть в солдатики.
Любопытная игра. Мы буквально смаковали каждого оловянного солдатика, его было интересно потрогать, покрутить, но главное — расставить солдатиков по местам. На это уходило много часов — солдатиков передвигали, соединяли и разъединяли, группировали, меняли «мизансцены». О том, что солдатики в конечном счёте должны были начать воевать, мы вообще не думали. Уже много позже, наблюдая строительство разных партий, администраций, вертикалей и горизонталей, я понял, что смысл игры в солдатики — в том, чтобы их расставлять. Урок детства.
Ещё один урок я получил в детском шахматном турнире. Тогда, в самом начале шестидесятых, все мужчины и мальчики играли в шахматы. Шахматы были едва ли не популярней, чем домино. Имена Ботвинника и Таля были столь же популярны, как имена космонавтов. Если родственник приезжал в гости — первым делом садился играть с мальчишкой в шахматы. Отец воспитывал сына за шахматами. Все пацаны на дачах играли в эту игру, и всякий в неё не игравший воспринимался почти как немой. Вот и устроили турнир. Турнир проходил по олимпийской системе, и я в четвертьфинале сошёлся с приятелем Вадиком. На четвёртом ходу Вадик получил «киндер мат». Мне стало стыдно за то, что я его так быстро обыграл, и, пока никто не видел, предложил ему сыграть по новой. И проиграл, навсегда выбыв из этого турнира.