Престкотт все еще запирался, но понурил голову, как нерадивый ученик, не выучивший урок.
- Надеюсь, вы не собираетесь сказать нам, будто сами все придумали. Доктор Уоллис подвергался опасности ради вас и заключил с вами соглашение. И это соглашение потеряет силу, если вы не выполните своих обещаний.
Наконец он поднял голову и уставился на Турлоу, и лицо его расплылось в странной и, я сказал бы, почти безумной ухмылке.
- Я узнал это от друга.
- Друга. Как мило с его стороны. Не соблаговолите ли назвать нам его имя?
Я даже подался вперед в предвкушении, так как был уверен, что следующие его слова дадут ответ на вопрос, ради которого я рисковал столь многим.
- Китти, - сказал он, и я воззрился на него в совершеннейшем недоумении. Это имя ничего мне не говорило.
- Китти, - повторил как всегда невозмутимый Турлоу. - Китти. И он...
- Она, во всяком случае, в прошлом, потаскуха.
- По всей видимости, очень хорошо осведомленная.
- Она достигла больших высот в своем ремесле. Удивительно, не правда ли, как некоторым улыбается Фортуна? Когда я впервые повстречал ее, она пешком брела в Танбридж, чтобы заниматься этим там. Не прошло и полугода, и вот она уже обрела полное благополучие как метресса одного из величайших вельмож страны.
Турлоу поощрительно и ласково улыбнулся.
- Она весьма здравомыслящая девушка, - продолжал Престкотт. - До ее возвышения я был добр к ней, а когда случайно встретил ее в Лондоне, она отплатила мне сполна, пересказав слухи, какие ей довелось услышать.
- Случайно?
- Да. Я прогуливался, а она увидела меня и подошла ко мне. Просто проезжала мимо.
- Да, разумеется. А этот вельможа, который ее содержит. Его имя?..
Престкотт выпрямился в кресле.
- Лорд Бристоль, - сказал он. - Но молю вас, не говорите никому, что сказал вам я. Я обещал хранить молчание.
Я тяжело вздохнул, и не только потому, что мое расследование неизмеримо продвинулось, но и потому, что ответ Престкотта был, очевидно правдив. Если в не в характере мистера Беннета было поставить на карту все, то Бристоль вполне мог беспечно и безрассудно рискнуть всем, что имел. Он полагал себя самым близким советником короля, хотя не имел ни поста, ни власти. Он открыто исповедовал католицизм, и это воспрепятствовало его назначению, и Кларендон неизменно одерживал над ним верх во всех политических делах. Это отравляло Бристолю жизнь, но, без сомнения, он был человек большой храбрости и верности и дольше многих был подле короля, с которым разделил изгнание и нищету. Он был человеком выдающихся качеств и блистал образованием, был красив лицом, изящен в манерах, а в беседе отличался большим красноречием. Он мог взяться за любое дело и не довести его до успешного завершения, ибо сколь ни велики были его способности, его тщеславие и честолюбие многократно их превосходили. К тому же он питал такую веру в свои таланты, что она зачастую кружила ему голову, приводила в восторг и подводила его. Он отстаивал государственные меры, не имевшие ни крупицы благоразумия, но таившие немалую угрозу спокойствию страны, однако был так убедителен, что они представлялись единственно возможными. Не составило бы труда убедить двор, будто он замышлял убийство Кларендона, ибо он был вполне способен на подобное безрассудство.