Тяжесть, давившая во время нашей беседы, как будто взорвалась – стало свежо и тихо, как после пронесшейся грозы. Так же как и она, я почувствовала, что вот он, найден тот самый узел, стянувший и изувечивший жизнь этой бедной женщины. Она вдруг поняла, что именно с того момента изничтожалось, стиралось с лица земли потомство «того деда» – и последняя в этом роду, тяжело больная ее дочь никогда не выйдет замуж и никогда не будет иметь детей. На ней род прекращается.
«Что же теперь мне делать?» – спросила она.
«Здесь я уже ничего сказать не могу, вам лучше рассказать все это батюшке, думаю, он вам сможет помочь».
Она пришла ко мне через неделю. Рассказала, что батюшка освятил квартиру, исповедал и причастил ее дочь; сама она тоже готовилась к причастию.
Встретившись с ней через некоторое время, я отметила, что нет у нее во взгляде прежней пронзительной боли и вся она как-то смягчилась. На вопрос о здоровье дочери она заметила, что у той стали реже и тише проявляться приступы злобной агрессии.
Конечно, и она, и я понимали, что полного выздоровления не будет, но женщине этой стало ощутимо легче жить с больной дочерью, и это было уже много.
Второй случай произошел несколько позднее в том же ЦСО.
Ко мне на прием пришла очень красивая пожилая пара. Седой отец, багровый от гнева, с возмущением говорил, что готов убить своего сына за то, что тот ежедневно изощренно издевается над его женой.
Вся дальнейшая работа шла в основном уже с матерью. Она рассказывала, какой он был замечательный ребенок: соседи не могли нахвалиться, учился отлично, ходил с родителями в походы, в музеи и театры.
Одним словом, хороший ребенок из хорошей семьи.
Затем он женился, и жена вроде хорошая. Но детей почему-то нет, он стал пить, а главное – все в доме крушить и нападать на мать, на все призывы к совести у него появился стеклянный взгляд.
Рассказывая о сыне, она вдруг вспомнила, что накануне его свадьбы ездила на электричке куда-то в Подмосковье к цыганке-гадалке, чтобы узнать у нее, счастлив ли он будет с женой. Сказав это, она задумалась и заметила, что, по-видимому, с этого момента сын стал меняться.
Она вдруг поняла, что хотя сын давно вырос, но связь, в том числе духовная, между матерью и сыном очень сильная, недаром говорится: «Молитва матери со дна моря достанет!» Но, к сожалению, бывает и обратное.
Сын сам не ездил к гадалке – ездила мать и своей материнской волей раскрыла его духовную защиту перед той темной духовностью, с которой связана любая гадалка. В то же время, ничего не зная о поездке матери к цыганке, сын стал проявлять особую злобность именно к матери, фактической виновнице его состояния.