И Тихон сбросил ход.
А Грен, вздохнув, зачерпнул бисера из широкой миски…
…октоколесер вздрогнул всем своим массивным телом, и бисер посыпался сквозь пальцы, а миска перевернулась. Крутанулся гамак, сбрасывая сонного Ричарда на пол…
— А вас ведь предупреждали, — Альер держал в руках клок чего-то черного и явно живого. Оно шевелилось, выпуская тончайшие щупальца, пытаясь ими вцепиться в призрачные руки духа.
…снова громыхнуло.
И тряхнуло.
И черноты стало больше. И Альер, которому явно надоело щупальца обрывать, просто-напросто скатал из нее шарик, который сдавил между ладонями.
Сунул в рот.
Проглотил.
Облизнулся.
И заправил выбравшееся было изо рта щупальце.
— Хорошее проклятие, — заметил дух, икнув. — Смертельное…
Он прикрыл глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям.
— Широкого спектра…
— Что… — я хотела спросить, что происходит, но оказалось, что спрашивать не у кого. Ричард исчез.
И Грен сгинул.
И вообще… вообще было бы разумно остаться внутри, это я в данный момент понимала распрекрасно, а вот тогда… тогда я вдруг осознала, что заперта внутри железной туши октоколесера.
И что бежать здесь некуда.
Прятаться…
…а солнышко припекало.
И над почерневшим телом роились мухи, они садились на кожаные потертые штаны, камзол из темно-зеленой блестящей ткани, ползали по ремню и сапогам. И я старалась смотреть на этот самый камзол, а лучше — на сапоги и шпоры…
…на мушкет с широким раструбом дула.
…на чью-то шляпу багряного цвета… перо на ней…
…тогда-то я мало что успела понять.
Увидеть.
Человека, стоявшего на камне. Он казался невероятно высоким. А плащ и вовсе заслонял солнце и небо. В руке человека был то ли посох, то ли труба, главное, что от него исходило сияние. И сияние это разлилось по камню, расползлось, поднялось волной, грозя затопить и октоколесер, и меня…
— Ложись! — меня ударили в спину, опрокидывая в пропыленную жухлую траву. — Дура…
Ричард навалился сверху.
— Сам ты… — я успела просипеть прежде, чем едкий ядовитый свет добрался до нас.
На мгновенье стало тихо.
Очень тихо.
Исчезло все. Небо.
Земля.
Воздух.
И я, оказавшись одна в этой необъятной пустоте, растерялась. Как такое возможно? И главное, что мне делать? Сознание словно раздвоилось. Одна часть его застыла в камне, которым стало тело, а другая наблюдала со стороны.
Вот октоколесер застыл, уткнувшись носовой решеткой в ствол сосны, что перегородила дорогу. Вот Тихон уткнулся лбом в стекло. Он жив? Та, моя другая часть, прислушалась и со странным удовлетворением отметила, что да, жив. И Грен, свернувшийся калачиком меж передних колес. Из пальцев его выкатился каменный шар, испещренный рунами…