— Ты, Василий Васильевич?
Смородин колебался. Он не умел скрывать своих переживаний. Он был подавлен тем, что никто его не поддержал. Он нехотя сказал:
— Что же, возражать не могу, решение твое, Никитич, соломоново, овцы целы и волки сыты; мне уезжать с железом, а вам добывать свинец — умно, ничего не скажу.
— А что же, ты хотел бы, чтоб решения партгруппы были не умны? — строго спросил Лукьянов, смотря на него поверх очков.
Смородин не хотел сдаваться. Он сердито проговорил:
— А вообще говоря, Иван Никитич, решение твоей удивительной партгруппы для меня вовсе не обязательно: захочу — выполню, захочу — нет.
— Это уж не мое решение, Василий Васильевич, а всего коллектива; видишь, все поддерживают, — возразил Лукьянов, показывая рукой на собрание. — А насчет обязательно или нет, я тебе, друг, скажу так: не приказом действует партия, а силой убеждения и государственной мудрости. И выполнишь ты или нет это решение, будет зависеть от твоей партийной совести, хотя ты и беспартийный.
Он кивнул головой и вышел из-за стола, показывая, что собрание закрыто.