Он так долго и нудно все это выспрашивал и выяснял, что официантка уже закатила глаза, понимая, что это может никогда не закончиться. Алексей словно узнавал рецепт какого-то очень сложного блюда, а шеф-повар не хотел раскрывать его рецептуру. Наконец взмокшая официантка удалилась к соседнему столику.
— Почему вы наш заказ не отдаете в обработку?! — заорал покрасневший Алексей ей вслед.
Девушка испуганно обернулась.
— У меня электронный блокнот, ваш заказ уже поступил на кухню, — пояснила она, изумленно и несколько испуганно хлопая ресницами.
А Муза между тем встретилась глазами с темными и весьма впечатляющими глазами Григория Георгиевича и снова покраснела. Тот первым отвел глаза и продиктовал официантке заказ. За это время Алексей попытался еще раз свести Музу с ума. Он начал рассказывать о своей работе, вернее, о том, что его преследуют заговоры и неприятности, организованные недругами и предателями. На новую работу его не берут, а берут исключительно женщин, потому что существуют скрытые гонения на мужчин.
Муза согласно кивала, дабы не гневить рассказчика и не провоцировать его, она уже оценила состояние его нервной системы. Она-то прекрасно понимала, почему его не принимают на работу. Если бы она была работодателем, то вызвала бы ему психиатрическую помощь, а не предложила работу.
Вскоре Алексей плавно перешел к рассказу о своей семье, рассказал о своих двух женах. Естественно, обе они оказались самыми худшими, самыми непонимающими на свете, склочными бабами. Одна, например, не понимала, что он тяжело, страшно, почти неизлечимо болен. Она его, больного насквозь, выгнала из дома! Представляешь? Больного человека с высокой температурой выгнала из дома за фруктами для их дочери!
Муза понимающе улыбнулась. Но она никак не могла для себя уяснить совсем другое: как это чучело с ярко выраженной агрессией умудрилось жениться два раза? В голове родилось страшное, но очень подходящее к случаю слово «шизофрения». Именно это заболевание протекало с затишьями и явными обострениями. В данный момент имело место явное обострение. Алексей брызгал слюной, лицо его то краснело, то бледнело, а взгляд был устремлен почему-то на ее губы и грудь, причем был каким-то мутным, несфокусированным.
Муза кинула взгляд на Григория Георгиевича, но он не внял ее тревоге, потому что с аппетитом что-то ел с большой тарелки. Только теперь она оценила то, что он рядом, все-таки хоть одно знакомое лицо. Ей давно принесли кофе, а Алексею — напиток, больше напоминающий компот с плавающими красными ягодами. Он все время вылавливал эти ягоды, отжимал их о край чашки и потом долго смаковал с жутко противным присвистом и причмокиванием. Музу стало подташнивать.