— Я и так справлюсь. Без посторонней помощи.
Едва уловимо вздрогнул, и мне показалось, что я слышу, как хрустят его суставы на пальцах, впившихся в руль.
— Вези меня домой, Максим. Мне не хочется прогулок, я устала.
— Я всего лишь хотел отвезти тебя в то место, где ты бывала последнее время почти каждый день. Наши воспоминания ведут себя весьма непредсказуемо и иногда появляются от незначительного щелчка: запах, звук, прикосновение… Я могу открыть для тебя завесу твоего прошлого. Никто кроме меня и не думает с тобой возиться, малыш. Они уповают на докторов и на время. А я люблю уповать только на себя. Я дам твоей памяти столько мелких деталей, что, возможно, она прогнется под моей настойчивостью и сдастся, как любая капризная особа женского пола. И ей… — он окатил меня взглядом, от которого внутри все затрепыхалось и стало тяжело дышать, — ей это понравится, я клянусь.
Страстно говорит, заразительно, увлекая словами и тембром, заставляя видеть все сказанное кадрами… и вместо капризной и сдающейся памяти я вдруг увидела сдающуюся себя в его объятиях. Тело пронизало словно током, и я даже вздрогнула.
А внутри поднималась непреодолимая волна любопытства и пугающее осознание того, что он, и правда, много обо мне знает. И это "клянусь"… словно он пообещал мне совсем иное.
— Значит так, мелкая, либо ты соглашаешься, либо я к такой-то матери разворачиваю машину и сиди дома с книжкой. Может, когда-нибудь антидепрессанты, или чем там тебя пихает твой врач, сделают из тебя овоща или наркоманку. А я уеду, и на хер бы мне оно было надо тебя уламывать.
Я резко обернулась и увидела в его синих глазах искорку триумфа. Подлец даже не сомневался, что я соглашусь. Потому что он прав, черт его раздери.
— Как ты красиво говоришь, Максим. Допустим…
— Повтори, — он вдруг резко оборвал меня.
— Что повторить? — не поняла я.
— Имя мое повтори.
— Максииииим. Так?
— Да, именно так, — отвернулся и вдавил педаль газа сильнее. С ним определенно что-то не так. Как будто под его кожей тротил, и фитиль давно подожжен, но что-то сдерживает его от взрыва.
— Допустим, ты решил поиграть в родственника, побыть милым и помочь мне. Я только не пойму. А какая разница? Какая в этом выгода лично тебе?
Ухмыльнулся. Да, именно ухмыльнулся. Как-то зло и цинично.
— Ты совершенно не считаешь меня милым и правильно делаешь. Тебя совершенно не подводит твоя великолепная интуиция, малыш. Я именно такой, каким ты меня чувствуешь.
Чувствую? А ведь я, и правда, его чувствую. Каким? До боли красивым, наглым, сексуальным зверем. Опасным зверем. И я по-прежнему старалась лишний раз не смотреть в его мрачно-синие глаза, настолько насыщенные, что, казалось, нет такого цвета в природе. И в то же время на нем отпечаток цинизма, порока и разврата, в которые тянет и в то же время становится страшно, что может утопить с камнем на шее.