Следующим вечером Жак вернулся из Драгиньяна.
– Они ее примут, Констанс! – доложил он, найдя Конни в саду. – Мест нет, но я пообещал им немалую сумму, и они согласились. Заплатит, конечно же, Эдуард.
Конни, глотая слезы, кивнула.
– Когда ты ее повезешь?
– Думаю, чем скорее, тем лучше. Для всех. Сегодня же спрошу Эдуарда насчет денег и дам ему последний шанс одуматься, – поморщился Жак. – Если не поможет и это, то утром я заберу Викторию.
– Я поеду с тобой, – решила Конни.
– А разумно ли это?
– Да это все неразумно, но по крайней мере я хоть посмотрю, что там за место, – махнула она рукой.
– Как хочешь, – кивнул Жак. – Значит, если Эдуард не передумал, тронемся часов в девять.
Вечером Конни уложила Викторию и в последний раз сидела над кроваткой, смотрела, как та засыпает.
– Милое, дорогое дитя, – шептала она. – Мне так тоскливо…
– Эдуард тверд как скала, – утром объявил Жак. – Я спросил про деньги, он без звука их дал. Все, собирайтесь, поедем.
Но Конни уже собрала вещи Виктории – надо же было заняться чем-то бессонной ночью, так что теперь пошла принести девочку. Спускаясь из детской, она замедлила шаг – в надежде, что Эдуард, раскаявшись, вдруг выйдет из-за угла и – остановит отъезд. Увы, нет, он так и не появился.
Перед домиком Жака стоял старенький «Ситроен».
– Я припас бензина, на случай крайней нужды, – сказал Жак. – Нам как раз хватит туда и обратно.
Он включил зажигание. Машинка ожила, затарахтела. Конни с Викторией на руках села рядом с Жаком. Девочка сразу заплакала и, обычно тихая, плакала всю дорогу до Драганьяна.
У монастыря Жак взял с заднего сиденья чемоданчик с детскими вещами. Привратница провела их в тихую, прохладную приемную. Виктория на руках у Конни хныкала, не умолкая.
– Успокойся, милая, – Конни затравленно посмотрела на Жака. – Как ты думаешь, она все чувствует?
– Нет, Констанс, думаю, ей не нравится запах бензина, и она не переносит машинную качку. – Жак улыбнулся – мельком, пытаясь разрядить обстановку. Наконец в комнату вошла монахиня в белом накрахмаленном одеянии.
– Здравствуйте, месье, – узнала она Жака и переключила внимание на Конни с младенцем. – А это, значит, дитя и ее мать?
– Нет, – покачала головой Конни. – Я не ее мать.
Монахиня, недоверчиво хмыкнув, протянула руки к ребенку.
– Ну, давайте ее мне…
Глубоко вздохнув, Конни подала ей Викторию. Та закричала громче.
– И часто она так плачет? – нахмурилась монахиня.
– Она никогда не плачет, – уверила ее Конни.
– Что ж, мы о ней позаботимся. Месье? – взглянула она на Жака, который, торопливо достав конверт, протянул его ей.