Эмили сняла, и за портретом обнаружился маленький сейф.
– Хорошо. Если код он не изменил, – а он, скорее всего, по беспечности ничего не менял, – то это дата бабушкиного рождения. – Алекс протянул руку к циферблату на дверце сейфа и аккуратно набрал цифры. – Будем надеяться, все осталось на месте с тех пор, как я лазил сюда в последний раз. – Он пошарил рукой в глубине и со вздохом облегчения достал сначала пухлый пакет, потом обыкновенный белый конверт. – Ну вот, это экспонаты третий и четвертый.
Закрыв сейф, он жестом попросил Эмили вернуть портрет на место.
– А теперь предлагаю провести стратегическое отступление, отойти на мою территорию. На случай, если разоблаченный муж мчится сейчас из Лондона спасать свой брак… или, вернее, себя. Не говоря уже о том, что у меня там теплее.
Он выключил компьютер и принтер, и они вышли из кабинета. У себя в гостиной Алекс попросил Эмили разложить все «экспонаты» в ряд на кофейном столике.
– Итак, Эм… – он сочувственно посмотрел ей в глаза. – Боюсь, открытие тебе предстоит не из приятных. Ты готова?
– Меня уже ничто не испугает, Алекс, – махнула она рукой. – Я просто хочу понять, что, как и почему.
– Ну что ж. Тогда открой первую папку.
Она открыла – и увидела фотографии, свои и своей матери. В папке была целая кипа распечаток газетных статей, опубликованных во французских газетах в связи с кончиной Валери де ла Мартиньерес, где непременно указывалось, что ее дочь Эмили – теперь наследница и одна из самых завидных невест.
– Дальше открой пакет, который я вынул из сейфа, и достань, что там внутри. Только поаккуратней.
В руке Эмили оказалась книга. Она в изумлении уставилась на заглавие.
– «История французских плодовых деревьев»! Надо же, только вчера Жак рассказал мне, что мой папа подарил ее на память Констанс, когда та уезжала. Это что, та книга, которую ты не мог найти в библиотеке?
– Да. Осторожно открой ее и взгляни, что написано на первой странице.
– «Эдуард де ла Мартиньерес, – прочла она. – 1943». Ну и что?
– Погоди минуту, мне надо еще кое-что тебе показать. – Исчезнув из гостиной, он вскоре вернулся и протянул ей очередной конверт. – В нем письмо, которое написала мне бабушка. Написала перед самой смертью и оставила у своего поверенного. Опасалась, надо полагать, что Себастьян мне его не передаст. В общем, все то же самое, – он вздохнул.
Блэкмур-Холл, 20 марта 1996
Эмили начала читать.
Дорогой Алекс, пишу тебе в надежде, что когда-нибудь ты вернешься домой, в наш Блэкмур-Холл, хотя, боюсь, этого я уже не застану. Мой дорогой внук, я хочу, чтобы ты знал: теперь я понимаю, каково тебе было и почему понадобилось уехать из дома, но прежде всего мне нужно от всей души попросить у тебя прощения за то, что я не всегда замечала, что с тобой происходит, не всегда реагировала так, как следовало бы, и не сумела тебя защитить. Но, пойми, невозможно было поверить, что твой брат, которого я тоже сердечно люблю, способен столь методично тебя уничтожать. Надеюсь, мой милый мальчик, ты найдешь в себе силы простить меня за то, что я в тебе усомнилась. Столько раз твой брат водил меня за нос! Смышленость, в которой ему нельзя отказать, совсем другого рода, чем твоя, и выражает себя в мастерском умении лгать и изворачиваться, хотя равна твоей по величине дарования… И, пожалуй, я, твоя бабушка, игравшая роль и матери тоже, не без вины в том, что с первого взгляда любила тебя больше его. Ты был ангел, добрый и любящий, а твой брат проигрывал тебе во всех отношениях.