Сосредотачиваюсь и воздействую на кровь, но не пытаюсь переделать образец под себя, а наоборот, сам подстраиваюсь под образец, но в то же время остаюсь собой, трудно описать это состояние, в человеческих языках просто нет таких слов и понятий, попробуйте описать слепому с рождения, например, красный цвет и его принципиальное отличие от зеленого. Трудно? Вот и мне трудно описать ощущения от нечеловеческих органов чувств человеческим языком.
А потом нахлынули видения. Причем с полным «эффектом присутствия», как любят рекламировать всякие фильмы в кинотеатрах. Вот только поток образов был неупорядочен, зато помимо звуков и картинки были и тактильные ощущения, и эмоции.
Набор видений Вальтера.
Мне 16. Дети в школе постоянно издеваются надо мной, будто бы отца-алкоголика и полностью равнодушной матери мало. Боль и унижения, унижения и боль. Ненависть.
Мне 19. Умирает от сердечного приступа бабушка – единственный человек, которому было на меня не наплевать, пытаюсь перерезать себе вены на руках, но ничего не получается – не остается даже царапин. Удивление.
23 года. Первый контракт – уничтожить группу повстанцев. В меня стреляют… щекотно. Люди… они такие хрупкие. Протыкаю ближайшего идиота с автоматом голой рукой, смотрю в глаза – там ужас и страх, когда-то и у меня были такие. Теперь я понимаю, почему надо мной издевались – видеть страх и отчаяние в чужих глазах – приятно. А вот и лидер этих неудачников. Просит оставить его людей в живых. Ломаю ему руки и ноги. Не кричит, но это только пока. Развлекаюсь с оставшимися. Их крики и смерть здорово поднимают настроение. Когда в живых остается только бывший лидер повстанцев, меня тянет на разговоры.
– Знаешь, мы живем в очень интересном мире. У каждого здесь должна быть своя жертва, а право Сильного – владеть Слабым. Что скажешь? Каково быть Слабым? – в ответ только хрипы и сдавленные проклятия.
– Какой-то ты скучный, даже голос подавать не хочешь, ну да ладно, мне сегодня еще на маникюр идти, а приходится тут с вами возиться. – нога в армейском ботинке разбивает кадык последнему оставшемуся в живых, а довольная наемница, возвращается на базу, что-то насвистывая себе под нос.
32 года.
– Кимура, у меня есть к тебе одно интересное предложение, как раз по твоему профилю, – мужчина лет пятидесяти в классическом врачебном белом халате.
– И что же ты хочешь предложить мне, Райс? – этот человек умел подкидывать хорошую работенку и всегда весьма щедро платил, работать на такого было приятно.
– Мне нужен… дрессировщик.
– Дрессировщик? Решил открыть свой цирк уродов?