Когда его объявили самым старым жителем города, Рао было что-то между девяноста и ста пятью. Сам он, однако, уже давно перестал считать года и ненавидел дни рождения — особенно после своего восьмидесятилетия, когда отовсюду съехались его родственники и заставили старика участвовать во всяких религиозных церемониях по случаю его дня рождения, с трубами и фанфарами. Все эти ритуалы настолько вымотали бедного Рао, что последующие две недели он не вставал с постели — у него был сильный жар.
Кэтрин было достаточно даже коротких фрагментов книг, которые она успевала урвать, чтобы сбежать в выдуманный мир хотя бы на пару минут. При любом раскладе у нее оставалось времени прочитать не больше восьмидесяти слов за раз, но в этих строчках женщина находила хоть какое-то спасение. Следующие несколько часов в голове ее будут роиться вопросы по прочитанному. Сколько же все-таки лет было Рао? Где он жил? Почему умер и в каком возрасте?
Взяв чашку с чаем с собой, Кэтрин поднялась в спальню и села перед трюмо, зеркала которого были расположены под таким углом, что она видела себя со всех сторон, как ни крути. Укрыться от самой себя было невозможно.
Кэтрин дотронулась пальцем до холодного стекла и посмотрела на свое отражение. Перед ней сидела грустная женщина, запертая в зеркале, вынужденная каждый день натягивать на лицо фальшивую улыбочку. Кэтрин не смогла решить, какая же она на самом деле. Неужели у нее правда такое холодное, ничего не выражающее лицо, как то, что сейчас смотрит из зеркала, или это просто маска, скрываясь за которой Кэтрин может сбежать от окружающего мира? Убрав ладонь от зеркала, женщина поняла, что это не имеет значения. Все равно та грустная особа с безжизненным лицом, что смотрела безучастно из зеркала, и та Кэтрин, которая из-под своих усталых век воззрилась на нее, — один и тот же человек.
В такие моменты Кэтрин казалось, что она вот-вот сойдет с ума. Ведь если учесть, что жизнь ее была совершенно «сумасшедшей», надежда обезуметь на самом деле оставалась всегда.
Она расчесала свои липкие волосы и нацепила сбоку заколку, чтобы та хоть как-то отвлекала от странного состояния самих волос. Что там Доминик сказал утром? Как совершеннейшая крейзи! Подобное было не очень-то приятно слышать, и вдвойне, если не втройне неприятно, если такое говорил кто-то, кто вам дорог.
Кэтрин нанесла на скулы румян, а в области декольте побрызгала духами. Как всегда, женщина услышала слова знакомой песни. Теперь они звучали в ее голове, не умолкая ни на секунду:
Ты — и любовница, и лучший друг…