– Не многовато ли? – спросил я.
– И этот пей – до дна, – вместо ответа приказал граф.
Степан безмолвно опрокинул и третий. Граф же встал, прошел до буфета, достал из ящика револьвер. Положил его перед Степаном, который только что поставил пустой кубок. Прихватил со стола яблоко, медовую славянку, как видно, лежавшую до того в морозной кладовой, подошел к дверям, прижал к ним Федьку и положил ему на русую голову золотистый плод.
– Не хочу я барин, помилуйте, – раскисая, запричитал тот. – Я после первого раза даже заикаться стал. А теперь в портки мочиться буду. Надо ли вам это? Я ж не на конюшне – я ж в усадьбе по хозяйству! Помилуйте, барин…
Я даже боялся вмешаться в эту патриархальную домашнюю сцену – тут свои были правила! Свой уклад…
– Хрен с тобой, – сказал Кураев, снял яблоко с головы слуги и, прихватив Федьку за шиворот, потянул на себя и оттолкнул в сторону.
Да тот и сам готов был пулей сорваться! Покачав яблоко на ладони, граф положил его себе на темечко и ухватился руками за косяки.
– Помилуйте, Александр Александрович, – даже привстав, пробормотал я. – Не стоит того!..
– Стоит, Петр Ильич, стоит, – ответил он.
– Три кубка крепчайшей настойки, Александр Александрович! – я мельком взглянул на безмолвного Степана, готовый сам броситься к Кураеву и остановить жестокое представление. – Помилуйте же! Не для того я сюда ехал, чтобы на похоронах ваших пироги есть!
– С десяти шагов, Степка, не ближе! – приказал граф.
Поняв, что все равно проиграю, я отступил. Еще перепуганный Федька, широко открыв глаза, пятился все дальше – к окну. Степан же взял со стола револьвер, оглядел его, встряхнул, проверил. Встретился взглядом со своим крутонравным хозяином. Граф кивнул ему, в ответ кивнул и Степан.
– Когда скажу «пли», – проговорил Кураев. – Не раньше!
Степан поднял руку и прицелился. Я замер. Затих и Федька у самого окошка, у портьер.
– Пли! – громово скомандовал граф.
И тотчас же последовал выстрел. Я задохнулся – сердце зашлось! А когда через мгновение пришел в себя, то увидел, как Кураев уже стряхивает с седовласого темечка яблочную крошку. Старик неожиданно рассмеялся, как смеется хороший рассказчик, когда его история закончена, и все, открыв рты, смотрят на него. К хозяину подлетел Федька, протянул полотенце. Граф утерся им, прошел мимо Степана, похлопал его по плечу:
– Молодчина. – И с красноречивой улыбкой посмотрел на меня: – Не подумайте, что я выжил из ума, Петр Ильич. Дело уж больно для меня важное. И не только для меня. Вот почему подобную демонстрацию устроил. И еще чтобы поняли, кого отдаю. Кого от сердца отрываю. Возьмете такого?