А Лариса, обыкновенно с подругой Мариной, часто шастала неизвестно где, особенно с тех пор, как мы снова порешили с ней ограничить потребление алкогольных напитков.
Как-то в выходной она вышла без доклада из дома и испарилась.
В поисках подруги я позвонил Гелию, местному фотографу, старше меня, давно разведенному. Гелий, несмотря на возраст, был штатным бой-френдом Марины, у него постоянно находилось для нее хорошее вино.
— Знаешь, Вадик, — ответил мне всегда любезный Гелий. — Они появлялись, но ушли. Я что-то приболел, а девчонки хотели выпить.
— Не знаешь, куда пошли?
— Знаю, к горбуну.
Горбуна я немного знал по работе. Инженер, примерно в моем возрасте, жил один, недалеко, в однокомнатной квартире.
Злая судьба изуродовала его с детства, маленький и горбатый, он смотрелся несчастным, но из контактов с ним я заключил, что у него добрый и отзывчивый характер.
Я пошел прямиком к нему и там обнаружил Ларису и Марину, и еще двух молодух, распивающих все тот же модный бюракан, выставленный хозяином.
— Красиво жить не запретишь! — приветствовал я Павла, горбуна.
— Проходи, проходи Вадик, — засуетился он. — Надя, принеси с кухни фужер, — обратился он к молодой блондинке, уже заметно поблекшей, наверно, от порочных излишеств — она курила сигареты, одну за другой.
Надя с интересом взглянула на меня, что-то было в ее взгляде таинственно-притягательное, и я пропел в шутку:
— Ах, Надя, Наденька, мне б за двугривенный — в любую сторону твоей души!
Надя улыбнулась и ушла за фужером. Лариса сразу насторожилась, что и было моей целью — задеть ревнивицу.
— Их много, а я вот один, — развел руками Павел. — Хорошо, что заскочил. Я там приготовил тебе осциллограф, но ты посиди!
Дело в том, что мне надо было дома настроить видак, у Павла был осциллограф, и как-то на работе мы договорились, что я зайду за ним.
Но я-то приперся с другой целью: в поисках Ларисы.
— Посидим, раз моя подруга здесь, — согласился я.
— Да? А кто тут твоя? — простодушно спросил Павел.
Лариса среагировала и пересела ко мне на колени.
— Вот оно что! Она у меня в первый раз и, знаешь, поразила.
— Да она всех поражает, красотка! — невежливо завели мы разговор в третьем лице о присутствующей даме.
— Красотка-то точно. Но здесь другая гносеология. Не в этом дело!
— В чем же? — решил я поддержать философские изыски Павла.
Я давно заметил, что физически ущербные люди, если не спиваются совсем, много рассуждают о жизни, о ее смысле и становятся от этого мудрыми.
— Она другая, чем эти! — обвел он рукой девушек, и те, наверно, возмутились бы, будь разговор не о Ларисе. Удивительное дело, ни разу не видел, чтобы кто-то из ее подруг пытался оспорить превосходство оторвы!