Когда Роман ушел (родители прислали за ним такси), Дмитрий Николаевич снова включил Стравинского и еще какое-то время посидел над текстом, внося исправления. За окном выла буря, и к ней, похоже, в самом деле присоединялся волчий вой… Прав оказался Долгов…
Или это стонала сама школа, раздираемая на части ветром и бураном… А может, и в самом деле древние духи холода восстали из могил навестить своих нечестивых потомков и напомнить им, что же такое настоящая зима и настоящий мороз…
С уходом Романа настроение пошло на убыль, и желание корпеть над сценарием улетучилось. Инюшкин вообще в последнее время замечал за собой странную переменчивость. Частенько накатывала хандра, и желание стремиться к большему резко сменялось полной апатией.
Допив остатки чая из своей чашки, учитель надел пальто и вышел в коридор. Цели у него никакой не было, но хотелось размять ноги.
– Ух и холодина! – выдохнул он, закрывая за собой дверь бункера. Вместе со словами изо рта вырвалось густое облако пара. Интересно, дотянет ли школа до новогоднего праздника? С такими морозами и проблемами с отоплением учеников следовало бы отправить на внеочередные каникулы. «И все мои усилия пойдут коту под хвост», – уныло додумал мысль Дмитрий Николаевич. Может, и не стоило так напрягаться? В конце концов, получалось же у Личуна шесть лет подряд впихивать всем одно и то же. Никто бы и не удивился, если бы елка была организована точно так же. Какая разница, кто ее ведет?
Нет, подобная мысль Инюшкину решительно не нравилась. Он бы себе никогда не простил, если бы повел себя так же, как биолог.
«Если у кого-то проблемы с фантазией и организаторскими способностями, то у меня их нет. Я себе могу позволить сделать что-то запоминающееся и стоящее».
Ноги сами несли его вперед, и Дмитрий Николаевич мерил шагами знакомые коридоры, ежась от холода, который предательски заползал за воротник, в ботинки и даже под толстый шерстяной свитер. За окнами было темно. Сквозь густые снежные хлопья тускло светили фонари, почти не разгоняя окружающую мглу. А осатаневший ветер рвал с крыш снежные шапки, обламывал на деревьях тонкие веточки и в бешенстве бился в окна.
«Ужас какой-то, а не погода».
Инюшкин положил руку на подоконник, с тревогой всматриваясь в снежную вакханалию, но тут же отдернул ее – пластик показался обжигающе холодным. Оглядевшись, учитель понял, что забрел на самый верхний этаж и нужно возвращаться. Домой придется идти сквозь эту вьюгу и мороз. И хотя жил Дмитрий Николаевич сравнительно недалеко, настроение окончательно испортилось.