— А описать можете?
Опять она бросила взгляд через плечо и сказала:
— Сомневаюсь, должна ли я вам об этом говорить, мистер Лэм. И потом… людям, наверное, покажется странным, что я так долго с вами беседую.
— Люди здесь представлены в единственном числе.
— Вполне достаточно, — ответила она. — Он ведь управляющий.
— Когда вы обедаете?
— В двенадцать тридцать.
— Я подожду вас на улице. Пообедаем вместе в кафетерии. Быть может, там вы ее мне покажете. Или, по меньшей мере, опишете. — И, улыбаясь, я повернулся, собираясь уйти.
— Может, вы все-таки дождетесь моего «да» или «нет»?
— Если последует «да», ждать незачем. Если «нет», незачем слушать. — Закрывая за собою дверь, я обернулся. Она улыбалась.
— Ждите меня в полуквартале отсюда.
У меня оставалось немного времени. Возвращаться в агентство не хотелось. Я прошел до кафетерия, внимательно изучил обстановку и проследовал в телефонную кабину: зачем бегать, если решить служебную проблему можно не сходя с места? Потом я вернулся за машиной, припарковал ее неподалеку от телеграфа и стал ждать.
Она вышла ровно в двенадцать тридцать.
Я выпрыгнул из машины и распахнул дверцу.
Она уселась, натянула юбку на колени и глянула на меня: скоро, мол, поедем? Я хлопнул дверцей, обогнул машину, уселся на водительское место и сказал:
— Вам мое имя известно, а мне ваше — нет.
— Мэй, — откликнулась она.
— Просто Мэй?
— Друзья зовут меня Мэйби — Может Быть.
Я вопросительно поднял бровь.
— «Быть» — буква «Б» — инициал моего второго имени: Бернардина.
— А фамилия?
— Неужели вам недостаточно? — спросила она, критически меня оглядывая.
— Почему вы так осторожничали, когда я задавал вам вопросы? Управляющий что-нибудь имеет против вас?
Она рассмеялась:
— Так уж сложилось. Как в басне — капуста и коза.
— А точнее?
— Он женат, трое детей, а влюбился в меня.
— Пристает?
— Да нет. Если б приставал, я знала бы, как себя держать. Мы достигли бы взаимопонимания, небеса очистились бы от туч, и дела пошли бы на лад. Но прямого разговора не получается.
— Так что же происходит?
— Абсолютно ничего.
— Не понимаю.
— Я даже не знаю, понимает он, что влюбился, или нет. Подсознательно он отдает себе в этом отчет, а сознание отказывается смириться с фактами. И вот, вместо того чтоб признаться прямо, и будь что будет, он не мычит, не телится. Но стоит ему заметить, что я проявляю самую элементарную вежливость к какому-нибудь молодому человеку приятной наружности, он тотчас раздражается и начинает чудить. Боже, вы бы диву дались, какую проповедь он закатил из-за вас.
— И как же вы оправдались?