В мотеле оставалось одно свободное место, мне удалось заполучить его. Администратор зажег электрическое табло, извещавшее, что вакансий больше нет, и лег спать, а я отправился к десятому номеру и негромко постучался.
Мне снова повезло. Видимо, Айрин еще бодрствовала. Я услышал скрип кровати, шаги босых ног, а потом голос, полный тревоги.
— Это Дональд, — сказал я.
Дверь приоткрылась.
— Дональд, — произнесла Айрин, колеблясь, — я не одета…
— Халат у вас есть?
— Нет у меня халата…
— Накиньте одеяло, — посоветовал я шепотом. — Мне надо срочно переговорить с вами.
— Минуточку…
Через мгновение она вернулась, кутаясь в одеяло.
— Не включайте свет, — предупредил я все так же шепотом. Потом вошел в дом и плотно притворил за собою дверь.
— Здесь очень тонкие стены, соседи узнают, что у меня… что я принимала посетителя…
— Ну и прекрасно. Люди наверняка диву даются, с чего это вы сюда одна заявились. Стоит ли обманывать их ожидания? Вы видели газеты?
— Да.
— Завтра появится кое-что новенькое. Вы узнаете, что полиция ищет меня.
— Вас?
— Совершенно верно. Говорите потише.
— Почему вас ищут?
— У меня был выбор. Либо явиться в полицию и рассказать о вас, либо исчезнуть, и пускай они достают меня в поте лица своего.
— Как они разнюхали про вас?
— Прочтете в газетах, нет времени говорить об этом. Из газет я узнал, что у Даулинга не осталось близких родственников.
— Да, я читала.
— Подробнее можете раскрыть эту тему?
— Он мне тоже говорил, что очень одинок, что у него нет никакой прямой родни.
— Мало ли! — возразил я. — Бывают еще всякие двоюродные братья, племянники и прочие.
— Куда вы клоните, Дональд? Будить человека среди ночи и затевать беседу бог весть о чем…
Она сидела на краю кровати, и свет, льющийся с улицы через окно, придавал еще больше резкости чертам ее обеспокоенного лица.
— Вы все-таки должны отдать себе отчет в следующем, — заявил я. — Ваш сын — сын и Герберта Даулинга. Пусть незаконный, но в любом случае единокровный. Ближайший его родственник.
У нее перехватило дыхание.
— Дональд, вы хотите сказать… это что-то значит?
— Это может значить весьма много — в зависимости от аргументации… Это может много значить для вас, для вашего сына и чрезвычайно много для дальней родни, которая зубами и ногтями ухватится за поручни уходящего поезда.
— Вы хотите сказать, они втянут меня в эту историю и сына тоже?
— Черт побери, — вскричал я, — когда вы наконец повзрослеете?! Они втянут вас в эту историю и разорвут в клочья. Они постараются сфабриковать против вас непотопляемое дело об убийстве. Они припишут вам шантаж и объявят, что вы преследовали Даулинга под предлогом, будто он отец вашего ребенка. Короче говоря, Айрин, игра превращается в драку.