Варвара Петровна зарделась от удовольствия. Теперь вся корреспондентская техника уставилась на героиню, и та принялась упоенно вещать о схватке с бандюгами.
По двору Хирургического центра бежали опоздавшие Джекки и Владик с видеокамерой.
В кабинете корреспондентка радио выдвинула вперед диктофон:
— Кто он?
— Директор-распорядитель Каштановского фонда, — ответила Муромова.
— А как технически ему удалось это проделать? — спросил один из газетчиков.
— Он подделал две подписи — Антона Михайловича и главного бухгалтера. Потом на основании фиктивных договоров перевел эти деньги из банка на счета фиктивных фирм. А липовые фирмы обналичили доллары…
Каштанов увидел, что в кабинете появились еще два журналиста — Джекки и Владик. Они расположились в задних рядах.
— А деньги нашли? — поинтересовалась очередная журналистка.
— Деньги? Деньги, конечно, нет. С деньгами наша страна всегда была в сложных взаимоотношениях.
Дальше Каштанов не слышал, что рассказывала Варвара Петровна, не помнил, что отвечал на вопросы сам. Он видел только Джекки, которая старалась не смотреть на него.
— Отдай кассету! — процедила Джекки Владику.
— Ни за что!
— По-моему, достаточно, пощадите Антона Михайловича! — сказал Иван Павлович, принявший на себя руководство импровизированной пресс-конференцией.
— У меня к Антону Михайловичу последний вопрос, — нарушила молчание Джекки. — Тут говорили, что вы были в отпуске. Как вы его провели?
Каштанов ответил не сразу и тихо:
— Во время отпуска я должен был совершить поступок, но у меня не хватило силы воли. Я себе не могу этого простить.
— Какой именно поступок? — немедленно вмешался кто-то из журналистов.
— Это мое личное… — грустно улыбнулся доктор.
Когда журналисты покидали кабинет, и Джекки вместе с ними, к Каштанову подошел Владик.
— Вам просили передать! — И он вручил Антону Михайловичу видеокассету.
А в предбаннике Варвара Петровна и Джекки встретились. Посмотрев на опрокинутое лицо журналистки, Муромова сказала как бы сочувственно:
— Не сложилось? Обидно.
Показывая на загипсованную руку, Джекки ответила в тон:
— Не срослось? Прискорбно…
— У меня-то срастется! — парировала милиционерша.
— А у меня сложится! — задиристо произнесла Джекки и направилась к лифту.
Появление Джекки, с которой не удалось перемолвиться ни одним словом, разбередило душу Антона Михайловича. Он хотел рвануть за ней, объяснить что-то, но не осмелился. После возвращения он еще не был дома, отсиживался неделю у Никиты на даче, жене трусливо не звонил. Не звонил также и Джекки. Насколько все ему было ясно в профессиональных делах, настолько же было не ясно в сердечных. Каштанов пребывал в состоянии душевной смуты, неразберихи, разброда и никак не мог принять решения.