— Для этого не нужно быть и писательницей, чтобы ответить, что оно побелеет, — ответила я.
— Дело не в этом, а в том, что оно, не получив качеств белого, утратит свойства красного, то есть станет никчемным.
Дня через два я заехала к комиссару печати, чтобы поблагодарить его за устройство свидания с Зиновьевым и просить и в дальнейшем содействовать моим делам.
Когда я передала ему о совете Зиновьева поступить в агитшколу, он сказал:
— Я бы никогда не посоветовал вам этого до тех пор, пока наше положение не укрепится окончательно. В случае какого-нибудь нового белого бунта вы пострадали бы в первую голову.
Я поблагодарила комиссара за такую заботливость обо мне и ответила, что не собираюсь ни теперь, ни по «укреплении» коммунизма исполнить его совет, ибо политическая деятельность меня не интересует.
В течение этого времени, вероятно, в связи с моими частыми посещениями представителей власти у нас участились и обыски, происходившие обычно глухой ночью.
— Послушайте, — встретила я после одного из них комиссара печати. — Мне наскучили эти бесконечные нашествия на мою квартиру по ночам. Если они исходят от вас, нельзя ли устраивать их днем и присылать одних и тех же людей. Они могли бы подтвердить вам, что в доме в промежутках между их визитами не появилось ничего нового. Ведь лишение сна — это китайская казнь. Или вы применяете и ее к вашим идейным врагам?
— Вы должны не жаловаться, а благодарить нас за такую заботу о вашей свободе, — ответил улыбаясь комиссар, — ведь вы обязаны ею именно тому, что мы знаем все, что вы делаете, что собираетесь делать и даже что думаете.
XXV. Я становлюсь «незаменимымработником»
Явившись однажды в Экспедицию, я была встречена приятной новостью.
— Ну, вы все жалуетесь, что скучаете без настоящего дела, — сказал мне председатель, — так я вам придумал его.
И он предложил мне организовать при фабрике литературную студию, взяв на себя одновременно руководство уже существовавшей там драматической.
— Теперь большая мода на это пошла, почти все фабрики завели у себя, так не отставать же нам, — сказал он.
— Значит, на «Новых искрах» мы ставим крест? — спросила я.
— Зачем? Будете занимать три места.
— Но ведь совместительство разрешается декретом только для «незаменимых работников». Председатель засмеялся.
— Но вы и есть для нас «незаменимый», а кого считать таким, нам подают пример наши вожди. Зиновьев — председатель Коминтерна и в то же время Петроградского Совета; его «незаменимый» брат — Александр Ааронович Радомысльский, кстати, до революции служивший конторщиком бандажной мастерской Маркуса Закса, занимает места: заведующего Экспорт-хлебом, петроградскими конторами Мясохладобойни и управляющего конторой «Транспорт-Треста». Другой брат заведует транспортным отделом Дворца труда. Дядя состоит там же распорядителем госстоловки. Брат жены Александра Аароновича Нанкин, состоит инспектором «Транспорта» и, наконец, родоначальник этой царствующей фамилии — Аарон Маркович — председатель правления ремонтно-строительной мастерской «Мелиорация» и в то же время заведующий молочной фермой Бенуа.