Как на пример мне указывали на офицера К. (о котором я говорила выше), расстрелянного будто бы за сношения с англичанами, а в действительности за несколько неосторожно сказанных Рейснер слов.
В этот вечер, перед чтением стихов Городецкого, согласно его экспромту — «вспыхнувшего кровавыми огнями», — Рейснер произнесла речь, в которой, упомянув о матросах Балтфлота, «продолжающих героически поддерживать революцию», добавила:
— Как истинный поэт, Городецкий, конечно, не мог не понять красоты новой жизни, и сегодня я посвящаю его в коммунисты.
Но «посвященный» чувствовал себя, по-видимому, не очень ловко под укоризненными взглядами присутствовавших в зале «буржуазных» поэтов, ибо имел весьма сконфуженный, неподходящий торжеству вид.
XXXIII. «У ищеек от холода пропало чутье»
Уезжая на дачу, я обычно оставляла городскую квартиру без присмотра, хотя с каждым годом увеличивавшиеся грабежи и убийства так терроризовали петроградцев, что, уходя из дому даже на четверть часа, они не покидали своих жилищ беспризорными.
Остававшиеся в квартирах в одиночестве обычно на звонки и стуки в дверь не отзывались, ибо убийства совершались почти всегда по трафарету: убийца, назвавшись водопроводчиком, агентом электрического общества или кем-либо подобным, оглушал ударом открывшего дверь и врывался в квартиру.
Невзирая на применяемые к налетчикам в случае поимки драконовские меры — каждый имел право убивать преступников на месте, — дерзость их не знала границ. Так, на одной из наиболее людных улиц Петрограда — Красноармейском проспекте (бывший Измайловский) — грабители среди дня ворвались в квартиру рабочего-водопроводчика, убили девять человек и благополучно скрылись.
Читая ежедневно газеты, пестревшие сообщениями о подобных случаях, и уже неоднократно пострадав от ограбления на даче, я как-то не допускала мысли о возможности этого в моей городской квартире, расположенной слишком на виду. Однако летом 1924 года, приехав из Павловска, я нашла ее разгромленной.
Все хранилища и двери из комнаты в комнату, которые, уезжая, мы закрывали на ключ, были открыты, даже без повреждения замков.
Я отправилась в «Угрозу»[72], где на мою просьбу прислать собак-ищеек развалившийся в кресле красноармеец-начальник небрежно ответил:
— Собаки почти все подохли от голода, а у тех, что остались, от холода пропало чутье.
— Но ведь посылали же вы их, товарищ, на днях в Экспедицию к рабочему, у которого украли пальто и самовар, и они нашли вора.
— Собаки там были ни при чем: его нашли бы и без них, потому вор неопытный, следов не замел, польстился на хлам, а у вас, поди, было чем поживиться, так, наверное, ученые грабители орудовали. Посыпаны чем полы?