Хотя капучино – этот изысканный пенистый тайфун из взбитого горячего молока и эспрессо – изобрели капуцины, безбрачные монахи, тем не менее, по статистике, любители кофе активней других людей как в сексуальном плате, так и в других отношениях. Что касается алкоголя, то он поначалу снимает напряжение, но потом, именно в тот момент, когда должно наступить ощущение радости, он действует угнетающе. Еще Шекспир в «Макбете» предостерегал: алкоголь «вызывает желание, но препятствует удовлетворению». Древние египтяне утверждали, что редиска действует как афродизиак, усиливая половое чувство. Овидий клялся, что так воздействует лук – может быть, вспоминая эпиграмму Марциала: «Если твой член одряхлел, а жена твоя стала старухой, ешь в изобилии лук». Однако более известным римским афродизиаком был соус, изготовленный из гниющих рыбных внутренностей и известный под красивым названием liquamen (буквально: «отвар»), или гарум. Купцы, приезжавшие в Помпеи, покупали его на знаменитой фабрике, которой владел Умбрикус Агатопус. Римляне полагались на возбуждающий эффект от живых улиток под острым гарумом, а также грибов, запеченных в гаруме с медом; или жареной оленины, которую ели с тмином, медом, уксусом и гарумом; или сваренных всмятку яиц, тушенных в гаруме с сосновыми орешками и медом; или жареной кабанины в гаруме; или, для разнообразия, своеобразного шашлыка из трюфелей под гарумом.
Средневековые мужчины и женщины предпочитали варево из цветов и листьев мирта, замаринованных в вине. Дамы в XVIII веке использовали «ангельскую воду» – смесь из двух частей настойки цветков апельсина, двух частей розовой воды и одной части водной настойки мирта. Смесь хорошенько встряхивали, смешивали с мускусом и амброй, а потом растирали ею грудь, которую зрительно увеличивал и подчеркивал корсаж, скрывавший едва ли не только соски. Иногда женщины еще и прикалывали к середине декольте украшенную драгоценными камнями брошь, чтобы посторонний взгляд устремился именно в расщелину между «прелестями». В ту эпоху только начали шлифовать драгоценные камни таким образом, чтобы и их грани засияли особенно притягательным светом. Аналогично и капельки духов, испарявшиеся с разгоряченной кожи женской груди, должны были соблазнять обоняние.
Древние верили в магическую силу корня мандрагоры, растения с фиолетовыми цветами, – видимо, потому, что внешне тот напоминал, как считалось, человеческое тело. В Одиссее колдунья Цирцея добавляет мандрагору в свой сильнодействующий волшебный настой, а в XVII веке ее использовали в любовных напитках. Именно поэтому Джон Донн в своем грустном, исполненном отчаяния стихотворении «Песня» о неверности женщин (а он, видимо, обречен на то, чтобы быть обманутым), говорит своему наперснику: