Всеобщая история любви (Акерман) - страница 40

Власть зиждется на порядке. Любовь анархична. Мы хаотичны и эмоциональны, всеми силами стараясь навязать свои порядки всему, что нас окружает, и покарать тех, кто не живет в соответствии с нашими идеалами. Прогуливаясь этим утром, я почувствовала аромат куста жимолости, благоухавшего так сладостно и приятно, что я обернулась, чтобы посмотреть, откуда исходит этот запах. Я не собиралась сворачивать с пути ради удовольствия, но ничего не могла с собой поделать. Так и любовь отвлекает человека от самых важных планов, от самых выверенных путей, от самых ясных целей. Римское представление об общественном порядке укреплялось, но и царство любви – тоже. Как бы Август ни пытался законодательно утвердить нравственность, он боролся с мятежной страстью, которая для людей настолько естественна, что, по сути, он воевал с природой. Для римлян любовь не была достаточно веской причиной для брака, но все понимали, как она сильна, и, как бурная река, способна смести с пути все трудности, преодолев и закон, и смерть.

В Средние века Франция была полна парадоксов. Чума, голод и грязь были неизменными спутниками людей. Так называемых ведьм регулярно сжигали на кострах, всякого рода еретиков пытали и изгоняли. Аристократы шли войной друг на друга, словно разыгрывали партию в шахматы. Воюя, они уничтожали урожаи, терроризировали города и целыми семьями убивали многочисленных безвинных людей. Шайки разбойников рыскали по деревням, грабя и сжигая все на своем пути. Никто не чувствовал себя в безопасности – ни от природы, ни от других людей. В то же время в Европе постепенно складывалась цивилизация, основанная на новом мироощущении. Население росло, строились новые города, земледелие, благодаря усовершенствованным плугам и другим орудиям, было на подъеме, купцам было чем торговать, ремесленники работали в городах, а паломники путешествовали по суше и по рекам.

Мир пришел в движение. Неслучайно на церквях стали появляться шпили. Вся эпоха была пронизана символизмом шпиля, соединяющего землю и небо, конкретное и абстрактное: приземистые, бросающиеся в глаза лачуги – воплощение материальной приземленности, бедности и утомительного труда, – и возвышенные реалии невидимого града. Придет ли избавление от земных трудов и невзгод? Неужто жалкая жизнь окончится лишь преисподней? Людей манили небеса, которые они представляли себе чистыми, светлыми, благоуханными и ярко сияющими. (Испокон века женщины, хоть и воспринимались созданиями нечистыми, почему-то были обязаны поддерживать чистоту дома. Люди судили женщину по тому, насколько чистым был ее дом, а члены семьи – опрятными. От женщин требовалось быть «чистыми» и в сексуальном смысле.)