Кроме того, Стендаль подробно описывает роль, которую играет невольная память. Предмет или ощущение может неожиданно и властно напомнить о любимом. Это происходит потому, замечает Стендаль, что, когда вы вместе с любимым, вы слишком сосредоточены на нем и настолько нервничаете, что не замечаете окружающий вас мир, прислушиваясь исключительно к своим ощущениям. Позже, обнаружив предмет, о важности которого вы уже забыли, вы вновь переживаете те же ощущения. Делая вид, что цитирует дневник своего друга – человека, для которого «страсть была первым настоящим курсом логики, который он когда-либо проходил», – Стендаль рассказывает о своих собственных мучениях:
Любовь привела меня в жалкое и отчаянное состояние, и я проклинаю само свое существование. Ничто не может меня заинтересовать… Каждая гравюра на стене, каждая щепочка на мебели упрекают меня за счастье, о котором я мечтал в этой комнате и которое теперь потеряно навсегда…
Я бродил по улицам под холодным дождем; случай, если это можно назвать случаем, привел меня к ее окнам. Наступала ночь, и, пока я ходил рядом, мои полные слез глаза были прикованы к окну ее комнаты. Вдруг штора на секунду поднялась, как если бы кто-то хотел бросить взгляд на площадь, а потом быстро опустилась снова. Я почувствовал, как сжалось мое сердце. Я уже не мог держаться на ногах и спрятался под навес соседнего дома. Все мои чувства пришли в смятение. Конечно, может быть, что штора колыхнулась случайно; но вдруг ее подняла именно ее рука!
В жизни есть только два несчастья: несчастье неразделенной страсти и несчастье смертельной тоски.
Когда я люблю, у меня такое ощущение, что безграничное счастье, превосходящее самые безумные мои желания, где-то совсем рядом и ждет только слова или улыбки.
А без страсти… я не могу найти счастья нигде и начинаю сомневаться, суждено ли оно мне вообще…
Становясь угрюмым, Стендаль сетует и говорит, что, может, было бы лучше, если бы он родился бесстрастным, спокойным и безмятежным. Но, словно пес, который все кружит и кружит до тех пор, пока не уляжется спокойно, он снова и снова возвращается к вызывающей привычку необузданной силе любви, переполняющей человека и придающей жизни «таинственный и священный жар». Завершив цитировать дневник своего «друга», Стендаль пишет после этого целый трактат, придумывая такие мудрые изречения, как, например: «Шестнадцать лет – это возраст, когда человек жаждет любви, не слишком разборчив и его не особенно волнует, какой напиток может предложить ему случай». Или: «Долгая осада унижает мужчину, но облагораживает женщину».